В Счастливом Краю можно будет каждый день играть в чанки. Глядишь, ему даже удастся отыграть пегого жеребца, которого он когда-то уступил вождю Хуану Хосе, много лет назад убитому собирателями скальпов.

Впрочем, Хуан Хосе мог за это время проиграть пегого кому-нибудь еще. Стараясь даже в уме не называть имен, Красные Рукава стал вспоминать всех родных и друзей, которые уже отправились в Счастливый Край. Народу оказалось на удивление много, и Хуан Хосе мог проиграть коня любому из них. Вождь чуть заметно улыбнулся. Он сам не мог понять, чего ему сдался тот пегий. Возможно, все дело было в озорном взгляде скакуна.

Старик всем сердцем надеялся, что после гибели его никто не станет поминать по имени. Он будет только рад оставить этот мир печали и скорби. Если смерть — избавление от боли, бремени ответственности и позора, тем лучше. Вождю очень не хотелось, чтобы кому-нибудь взбрело в голову призывать его дух обратно.

* * *

Печальным и озадаченным, величественным и комичным — именно таким Красные Рукава показался Рафи. Лошадка, на которой ехал вождь, была столь низкорослой, что ноги старика едва не касались усыпанной снегом земли. Уже спустились сумерки, а пронизывающий ветер стал еще холоднее. Несмотря на это, Красные Рукава был одет лишь в красно-белую клетчатую рубаху и комбинезон из джинсовой ткани. Штанины комбинезона были обрезаны на уровне колен, и оттуда торчали узловатые, покрытые шрамами ноги, напоминающие ветви кедра. Большущую голову вождя венчала соломенная шляпа. Чтобы она не сваливалась, Красные Рукава приделал к ней тесемки, которые завязал под подбородком. Исполинский рост Красных Рукавов стал особенно очевиден после того, как Джозеф Уокер со своим отрядом поскакал прочь, а вождя окружили всадники полковника Уэста[87].

При виде Рафи старик просиял:

— Ми амиго. Комо эстас?

Полковник Уэст, заслонив вождя от Коллинза, кивнул двоим караульным. Солдаты, вооруженные мушкетами с при-мкнутыми штыками, знаками показали Красным Рукавам, чтобы он подошел к костру. Затем один из дозорных швырнул старику одеяло.

— Глаз с него не спускать, — отрывисто произнес Уэст, тщательно подбирая слова. — Побега нельзя допустить ни при каких обстоятельствах. Ясно?

— Так точно, сэр. — Караульные осклабились. — А можно подстрелить этого краснозадого, если он попытается сбежать?

— Разумеется.

Дождавшись, когда солдаты уведут вождя, Рафи подошел к Уэсту. Коллинза мало волновала судьба Красных Рукавов. Может, этот старый лицемер и не стоял за бесчисленными убийствами и разбойными нападениями, происходившими по эту сторону перевала Сомнений, но он точно не прикладывал особых усилий, чтобы их предотвратить. При этом Рафи понимал: если Уэст осуществит задуманное, их всех ждут куда как большие беды.

— Полковник, если вы убьете старика, чирикауа никогда не сложат оружие.

— Не вашего ума дело, Коллинз. У меня приказ генерала Карлтона.

Рафи направился к фургону, возле которого Цезарь приглядывал за лошадьми и мулами. По пути Коллинз миновал караульных. Красные Рукава лежал у костра, завернувшись в одеяло, из которого торчали его голые ноги. Вождь храпел.

«А у старика есть выдержка, этого у него не отнимешь», — подумал Рафи.

Он тоже улегся спать, размышляя о событиях, которые привели сюда Красные Рукава. Случившееся напоминало горящий бикфордов шнур, тянущийся к динамиту. Все началось, естественно, с Бэскома, но даже не будь его, ситуация рано или поздно все равно вышла бы из-под контроля. Красные Рукава не годился в святые. Впрочем, и святому было бы не под силу отучить своих молодых соплеменников угонять скот и лошадей — как и Карлтон ничего не мог поделать с воровством и подлостями, которые творили и солдаты, и гражданские на подведомственной ему территории.

Было около полуночи, когда Рафи встал по нужде. Он уже собирался залезть обратно в ворох теплых одеял, как вдруг услышал голос Красных Рукавов. «Я вам не ребенок, чтобы со мной в игры играть!» — крикнул вождь по-испански. Грохнуло шесть выстрелов. Цезарь резко сел и потянулся за револьвером под седлом.

— Старика убили, — промолвил Рафи.

— Вождя?

— Ага. — Рафи принялся закутываться в одеяла.

Дело было сделано. Теперь оставалось как-то пережить неминуемые последствия. Однако любопытство все-таки взяло верх. Ежась от холода, Рафи направился к костру. Двое караульных глазели на тело Красных Рукавов. В отблесках пламени Коллинз разглядел ожоги на ногах старика. Судя по форме, их оставили раскаленные штыки. Подошвы ног мертвеца были обуглены.

Один из караульных, жуя табак, сплюнул и едва не попал в тело покойника.

— Старая гадина пыталась сбежать.

— Он ведь закутан в одеяло.

— Хочешь сказать, что я вру?

— Воз именно.

Караульный снова сплюнул, на этот раз совсем рядом с сапогом Рафи. Подошел лейтенант и потыкал прикладом в труп.

— Пусть здесь полежит, — решил он. — До рассвета все равно гнить не начнет.

— Черт меня подери, — рассмеялся один из караульных, — сейчас такая холодрыга, что его можно тут оставить хоть до апреля.

Рафи отправился спать. Интересно, быстро ли апачи узнают, что бледнолицые снова обвели их вокруг пальца, а вождя убили? Впрочем, сами апачи за прошедшие годы тоже часто водили бледнолицых за нос. Рафи уснул, радуясь, что, скорее всего, индейцам пока ничего не известно о случившемся. Как только они об этом пронюхают, начнется настоящий кошмар.

Едва начало светать, Рафи с Цезарем направились погреть бока возле полевой кухни и заодно наполнить желудки едкими помоями, которые повар по недоразумению называл «кофе». Один из караульных, несших дозор минувшей ночью, с мрачным видом смотрел в курившуюся паром оловянную кружку. Он был из отряда Уокера. По всей видимости, до парня наконец дошло, что теперь, после того как они лишились заложника, за их жизни никто не даст и ломаного гроша. Зубы, которые караульный выбил у Красных Рукавов себе на память, служили слабым утешением.

Вокруг тела толпились солдаты. Один из них отделился от товарищей и быстрым шагом направился к полевой кухне. Молодой солдатик оказался тщедушным, тощим, и Коллинзу подумалось, что таким в армии делать нечего; видимо, война с конфедератами истощила запасы пушечного мяса северян.

— Слышь, дай-ка нож. — Солдатик выхватил из рук повара мясницкий тесак и побежал прочь.

Вскоре он вернулся, держа окровавленный кусок кожи, из которого торчали жесткие черные волосы.

— Вот, ребята, подарочек себе на память раздобыл. Снял с этого вождя-здоровяка скальп. — Он сунул окровавленный нож повару, но тот отшатнулся:

— Черт тебя побери! Кровь смыть не подумал?

Ополоснув скальп водой из фляжки, солдат уселся и принялся натягивать трофей на обруч. Когда остальные бойцы закончили обшаривать мертвого вождя в поисках безделушек, которые можно было оставить себе в качестве