– Бог тебе судья. – Святослав поднялся со стула. – Хочешь жить во грехе – изволь. Только помни, как бы грехи твои сынам искупать не пришлось.

– Буду помнить, княже, – отозвалась Манефа.

– Ну, прощай покуда. – Святослав поклонился.

– Что же ты? Неужто в обратный путь? – удивилась Манефа. – Погостевал бы денёк-другой.

– Не стану я у тебя гостевать, – отказался Святослав. – Не хочу, чтоб меня участь Антония постигла.

Святослав обжёг Манефу неприязненным взглядом и вышел из светлицы. Протопали за дверью его тяжёлые шаги и стихли. Вскоре черниговцы покинули Новгород-Северский.

К обеду Манефа вышла с ликующим лицом.

– Слыхали? Антоний-то отдал Богу душу! – обратилась княгиня к Олегу и Агафье. – Одним негодяем на земле стало меньше.

– Твоих рук дело? – мрачно спросил Олег, уловив торжествующие нотки в голосе мачехи.

– Это Господь покарал клятвопреступника. Не напрасны были мои молитвы.

– Из-за тебя двоюродные братья могут озлобиться на меня, – недовольно вставил Олег.

– Не забывай, Антоний ведь и тебя предал, – напомнила Олегу Манефа.

– Я не держал на него зла за это, ибо Антоний знал, что старшинство за Святославом Всеволодовичем. Всё равно Чернигов должен был ему достаться.

– Сердце у тебя из теста, Олег! – презрительно бросила Манефа.

– А у тебя сердце ядом пропитано! – выкрикнул Олег и выбежал из трапезной.

В дверях Олег столкнулся с Игорем и Всеволодом, которые шли на обед, кое-как отмыв руки от грязи. Сегодня дядька Любомир с раннего утра натаскивал их в умении биться на мечах.

– Куда это Олег побежал, матушка? – спросил юный Всеволод.

– Живот у него прихватило, сынок, – невозмутимо ответила княгиня. – Садитесь к столу, дети мои.

Игорь по глазам Агафьи догадался, что у матушки с Олегом опять вышла размолвка, но вида не подал.

За обедом Манефа вдруг разговорилась про своего отца Изяслава Давыдовича. Какой это был честолюбивый и храбрый князь, не чета её пасынку Олегу!

– Дед ваш Изяслав Давыдович все споры с дядьями и двоюродными братьями мечом решал, – рассказывала княгиня. – Ни в чьей воле он не ходил и под чужую дуду не плясал. Нрава он был дерзкого и недругов своих изничтожал, не выбирая средств. Я знаю, его не любили за это, попрекали коварством и излишней гордыней. Но отцу моему до суждений этих не было никакого дела, ибо он стремился к первенству не по родовому укладу, а по доблести своей. Отец мой не ждал милостей от старших князей, всегда действовал сам, исходя из своей выгоды. Потому-то и княжил мой отец сначала в Чернигове, оттеснив родню моего мужа, а потом – в Киеве, изгнав оттуда Мономашичей.

– Почто мой дед Изяслав враждовал с роднёй моего отца, ведь и он был Ольгович? – спросил Игорь, внимательно слушавший мать.

– Мой дед Давыд Святославич и твой прадед Олег Святославич были родные братья, – ответила сыну Манефа. – Чернигов достался сначала Олегу, а когда он умер, в Чернигове сел Давыд. По «Русской Правде»[22] стол княжеский передаётся не от отца к сыну, а от старшего брата к младшему, дабы правил род, а не отдельная семья. По смерти Давыда Святославича, всё по тому же закону, Чернигов должен был достаться Ярославу Святославичу, последнему из братьев.

Но к тому времени возмужали сыновья Олега Святославича, и старший из них, Всеволод Ольгович, изгнал дядю своего Ярослава в Муром. Тем самым Всеволод Ольгович нарушил старинное уложение, составленное ещё пращуром нашим Ярославом Мудрым. Ярослав Святославич обратился за помощью к киевскому князю Мстиславу Великому, сыну Владимира Мономаха.

Мстислав пошёл было войной на Всеволода Ольговича, чтобы восстановить порушенный им уклад и вернуть в Чернигов Ярослава Святославича. Но Всеволод Ольгович, отличавшийся изворотливостью, затеял переговоры с воеводами киевского князя: кого-то подкупил, кого-то ввёл в заблуждение, сказав, что дядя его Ярослав незаконнорождённый. А тут ещё митрополит вмешался и убедил Мстислава спор этот миром разрешить. Всеволоду Ольговичу тем легче было действовать себе на пользу, так как он был женат на дочери Мстислава. И тот в конце концов так и не обнажил меч на зятя своего.

Пришлось несчастному Ярославу Святославичу ехать обратно в Муром, потомки его и поныне княжат там.

Всеволод Ольгович, получив поблажку, осмелел. Когда умер его могучий тесть, Всеволод Ольгович ворвался в Киев с дружиной и прогнал Вячеслава, Мстиславова брата. Вячеслав мог бы отстоять стол киевский, ведь киевляне были за него, но он не захотел проливать кровь христианскую, потому и уступил Ольговичу. Что называется, пустил козла в огород! – Манефа сердито усмехнулась.

Игорь внимал матери, забыв про еду.

– Вот тогда-то Давыдовичи впервые столкнулись с Ольговичами, – продолжила княгиня. – Давыдовичи сказали: «Коль вы взяли себе Киев, отдайте нам Чернигов». Однако Ольговичи были не уверены, что долго удержат Киев, да и жадны они были до черниговских волостей, поэтому не пожелали делиться. Давыдовичи двинулись на Ольговичей войной и отняли у них черниговское княжение.

Всеволод Ольгович много зла сделал киевлянам за то, что они всегда стояли за Мономашичей и не поддерживали его, когда он воевал с Мономашичами, стараясь отнять у них Переяславль и Смоленск.

Когда умер Всеволод Ольгович, киевляне убили его брата Игоря, а другого брата – Святослава – прогнали. Святослав бежал в Чернигов к моему отцу Изяславу Давыдовичу. Тот сжалился над ним, дал ему Новгород-Северский и вдобавок ещё зятем своим сделал.

Умирая, отец завещал Чернигов моему мужу, поскольку братья отцовы умерли ещё раньше, а сыновей у него не было. Были токмо дочери. Из них я была самая любимая. – Манефа печально вздохнула. – По сути, отец мне Чернигов завещал. Супруг мой покойный крепко держал стол черниговский. И я бы удержала, кабы не слабоволие Олега!

– Матушка, когда же дед мой Изяслав в Киеве княжил? – спросил Игорь.

– После смерти Всеволода Ольговича в Киеве сел сын Мстислава Великого, тоже Изяслав, – сказала Манефа. – Этот Изяслав долго воевал с дядей своим Юрием Долгоруким из-за Киева. Изяслав Мстиславич постоянно одолевал Юрия, но внезапно разболелся и умер. Стол киевский занял брат его Ростислав Мстиславич.

– Это тятенька мой, – вставила Агафья, внимательно слушавшая Манефу.

Игорь взглянул на Агафью, затем перевёл взгляд на мать, которая продолжала рассказывать:

– Этого-то Ростислава, отца Агафьи, и прогнал из Киева мой отец, вокняжившись там первый раз. Однако он недолго просидел на столе киевском. Из Залесской Руси пришёл Юрий Долгорукий с сильными полками, и мой отец был вынужден уступить Киев ему. Но и Юрий пробыл великим князем меньше года. После его смерти мой отец вторично сел в Киеве.

Ростислав Мстиславич, соединившись с племянниками, затеял рать с моим