Госпожа Сания словно в удивлении покачала головой и сказала:

— Удивительно!.. Я пришла сюда, чтобы просто навестить, и вот поглядите-ка, чем закончился наш разговор!… И теперь я ухожу отсюда словно замужняя женщина!!

Умм Хамида засмеялась вместе с ней, словно и она была удивлена таким обстоятельством, хотя про себя заметила: «Ох, женщина, постеснялась бы ты! неужели ты думала, что твоя уловка со мной пройдёт?!», затем вслух сказала:

— Такова уж воля Господа нашего!.. Разве не по Его воле всё происходит?!

Госпожа Сания Афифи вернулась в свою квартиру радостная и весёлая, однако подумала: «Освобождение от арендной платы на всю жизнь! Какая же она алчная женщина».

3

После того, как госпожа Сания ушла, Хамида вошла в комнату. Она расчёсывала свои чёрные волосы, от которых пахло керосином. Мать поглядела на её блестящие тёмные как смоль волосы, кончики которых доходили до колен, и с сожалением сказала:

— Увы! Как жаль, что в таких прелестных волосах завелись вши!

В чёрных подведённых сурьмой глазах, обрамлённых длинными ресницами и густыми бровями, блеснул решительный пронзительный взгляд, и девушка гневно возразила:

— Вши?!.. Клянусь Пророком, моя расчёска смогла отыскать всего только двух вшей!

— Ты разве забыла, как я причёсывала тебя на прошлой неделе и вычесала целых двадцать вшей?

Девушка равнодушно заметила:

— Я два месяца не мыла голову.

Тут она принялась ещё яростнее работать расчёской и уселась рядом с матерью. Она была девушкой примерно двадцати лет, среднего роста, хрупкого телосложения, с кожей бронзового оттенка, несколько вытянутым чистым и прелестным лицом. Больше всего на лице её выделялись красивые тёмные глаза, изумительные своей чернотой. Когда же она сжимала тонкие губы и щурила взгляд, это придавало ей сильный и решительный, совсем не женский вид. Гнев её даже в переулке Мидак никто и никогда не мог не заметить.

Её мать, также прослывшая женщиной сильной, и та остерегалась его, насколько могла. Однажды, когда они повздорили, она сказала дочери: «Аллах никогда не даст такой растрёпе, как ты, мужа: какой мужчина захочет прижать к себе горящую головню?!»

Она много раз повторяла, что её дочь, вне сомнения, безумна — она заражается безумием, когда злится, и потому звала её хамсин — по названию известного ветра пустыни. Но вместе с тем она очень любила её, даже будучи приёмной матерью. Настоящая мать девушки была её компаньонкой в торговле вареньем, из-за своей бедности вынужденная жить вместе с ней в одной квартире в Мидаке, и в конце концов она умерла, оставив ей дочь, совсем крошку. Умм Хамида удочерила ребёнка и вверила кормилице — жене Кирши-владельца кафе, у которых рос сын — Хусейн Кирша, ставший девочке молочным братом.

Девушка продолжала чесать свои смоляные волосы, по обычаю ожидая, когда мать начнёт комментировать визитёршу и цель её визита. Когда же молчание матери и ожидание девушки затянулось, она спросила первой:

— О чём вы говорили всё это долгое время?

Мать язвительно усмехнулась и пробормотала:

— Догадайся!

Девушка с возросшим интересом сказала:

— Она хотела повысить арендную плату?

— Если бы она того хотела, то её бы вынесли отсюда работники Скорой помощи. Нет, она хочет снизить плату.

Хамида воскликнула:

— Ты с ума сошла?

— Да, я сошла с ума, но всё-таки догадайся…

Девушка вздохнула и сказала:

— Ты утомила меня!

Брови женщины вздрогнули, и подмигнув, она ответила:

— Наша квартирная хозяйка желает выйти замуж!

Девушку охватило изумление и она прошептала:

— Замуж!

— Ну да. И хочет за молодого. Как же мне жаль тебя, несчастную, ты никак не найдёшь себе того, кто попросит твоей руки!

Девушка искоса поглядела на неё, и заплетая волосы, молвила:

— Да нет, я многих ещё найду, однако это ты неудачливая сваха, просто желаешь скрыть свой провал.

— А что не так со мной?

— Ну, как я уже сказала, ты неудачница, что лишь подтверждает поговорку: «В доме у плотника и дверь покосилась».

Мать Хамиды улыбнулась и сказала:

— Если выйдет замуж госпожа Сания Афифи, то не стоит отчаиваться ни одной незамужней женщине…

Однако девушка бросила на неё свирепый взгляд и процедила:

— Я не гонюсь за целью выйти замуж, это замужество гонится за мной, я ещё многих отвергну…

— Конечно! Такая принцесса, как ты, особа королевских кровей!

Девушка проигнорировала сарказм матери и тем же строгим тоном продолжала:

— Если ли здесь, в Мидаке, кто-то, кто заслуживает того, чтобы считаться кандидатом?

По правде говоря, мать не беспокоилась за будущее дочери, её не охватывал страх по поводу того, что та засидится в девках, и в красоте её также не было никаких сомнений. Её больше волновало самолюбование и надменность той. Она с тревогой в голосе сказала:

— Не оскорбляй языком своим этот переулок, ведь тут живут лучшие в мире люди!

— Это ты лучшая в мире. А они все — ничто, разве что один, у которого есть жизненная искра, но и он стал моим братом!

Этими словами она намекала на Хусейна Киршу — своего молочного брата, чем напугала мать, и та критическим тоном в волнении сказала:

— Как ты можешь так говорить?! Я не сделала его твоим братом, никто не может сделать вас братом и сестрой, он твой молочный брат, как повелел Аллах…

Но дух безумия завладел девушкой, и ради забавы она сказала:

— А разве не могло быть так, что он всегда сосал молоко из одной груди, а я — из другой?

Мать пнула её в спину и закричала:

— Да разразит тебя Аллах!..

Девушка с презрением процедила:

— Пустой переулок!

— А тебе подавай высокопоставленного чиновника?!

Хамида вспылила:

— А чиновник это Господь Бог?

Мать только вздохнула:

— Ох, если бы ты умерила своё тщеславие..!

Дочь ответила ей