В июле полк скрытно передислоцировали в Монголию, в Баян-Тумэн. Эшелоны прибыли ночью. С соблюдением всех мер строжайшей маскировки танкисты выдвинулись к монголо-маньчжурской границе. Сергей к тому времени уже занимал другую должность: адъютанта командира полка. Но новые обязанности тяготили. Привык за семь лет к строевой службе, на боевой машине. Но, как говорится, подчиненный предполагает, а начальство располагает.

В ночь на 8 августа в часть поступил боевой приказ. Мезин еле упросил комполка разрешить пойти в бой на танке.

И вот два часа ночи. Общая команда: «Зарядить!». Сергею показалось, что с каким-то особенным лязгом захлопнулся орудийный замок за шестнадцатикилограммовым снарядом. Тут же новая команда:

– Вперед!

И девяносто два танка полка двинулись навстречу затаившимся где-то там, в темноте, самураям.

…Уже высоко поднялось солнце, броневые машины отмахали от границы порядочное расстояние, но никакого сопротивления танкисты так и не встречали.

– Мезин, хорош на броне прохлаждаться! – перед Т-34 затормозил «виллис» командира полка. – Давай сюда, займись прямыми обязанностями!

Колонна продолжила движение. В жесточайшем напряжении шли почти сутки. Ни единого выстрела! Уже начались предгорья Большого Хингана…

Марш можно было и форсировать, но весь день местность преподносила сюрприз за сюрпризом. Тактические карты оказались крайне неточными. На карте обозначена сухая малопересеченная степь, а танки выходят… к речке. Сама речка – пустяк, но с заболоченными илистыми берегами, да еще противоположный берег круто лезет вверх. Пустили один танк – через воду перешел сносно, а на береговом откосе сел в ил по башню!

Что делать?

Но правильно говорят, что солдатская смекалка генералов кормит. На каждом танке, как знали, приторочили по паре бревен. Привязываешь такое бревно к тракам обеих гусениц и – вперед, на малом газу. Машина как бы отталкивается от бревна и медленно ползет вверх. А экипаж следи, не зевай, как бревно покажется у танка сзади. И все – по новой! Так часами и форсировали «малый водоем»!

А потом пошли горы. Кручи такие, что напрямую вверх двигатели не тянут, да и опасно. Опрокинуть машину – раз плюнуть! В общем, пришлось танкам вползать на горные перевалы самыми немыслимыми зигзагами.

А японского сопротивления так и нет!

Через сутки вышли к железной дороге. Впереди основных сил двигался передовой разведотряд – восемьдесят бойцов на «студебеккерах», или, как чаще в обиходе называли американские грузовики, полученные по программе ленд-лиза, – на «студерах», и один танк. Разведотряд первым и наткнулся у железнодорожного пути на японцев, с ходу вступив в бой.

В это время к месту боя подходил японский эшелон. Командир танка ударил из пушки по паровозу. Окутанный клубами пара, поврежденный локомотив остановился. И тут оказалось, что эшелон битком набит японской солдатней. Они, как горох, посыпались из вагонов и в считаные минуты обложили разведчиков со всех сторон! Тяжко бы пришлось бойцам разведотряда, если бы не подоспели танковые батальоны.

Разгром японцев был молниеносным и полным: противник не успел не то что развернуть орудия, но и даже до конца выгрузить их с платформ.

Утром следующего дня полк атаковал японский гарнизон в небольшом городке Ванемяо. По данным армейской разведки, здесь находились крупные японские военные склады. Танкисты ждали и соответствующего сопротивления. Но дело ограничилось небольшой перестрелкой: охрана складов почти полностью сдалась в плен.

– Что так жидко оборону держали? – не удержался, спросил Сергей у одного из пленных японских офицеров. Вояка оказался без самурайских амбиций. Признался через переводчика:

– Очень хочется жить… И какое может быть сопротивление, когда подразделения охраны вооружены только карабинами. И патронов – по семьдесят пять на карабин…

– Какой же смысл в такой обороне?

– Нам был отдан приказ: задержать по мере возможности ваше продвижение.

– Ну и надолго бы вас хватило!

– Лишняя фора во времени ушедшему автообозу…

Оказалось, что в предутренних сумерках отсюда ушел японский обоз в количестве четырехсот автомобилей! Полковник Соловей не раздумывал ни минуты:

– В погоню!

…Несколько часов преследования на максимальной скорости пока результата не принесли: от головного боевого дозора обнадеживающих сведений не поступало, а потом разведчикам и подошедшим следом передовым подразделениям открылась страшная картина.

На гаоляновом поле вповалку лежали десятки трупов женщин и детей.

Опомнившись от первого шока, Сергей подошел к «студеру», в кузове которого сжался в комок уже знакомый пленный японский офицер.

– Спроси его, – обратился, скрипнув зубами, к переводчику, – за что же его сослуживцы так обошлись с местным населением?

– Это не местное население, – ответил японец с застывшим каменной маской лицом. – Это члены семей японских военнослужащих.

– Что-о?!

– Он говорит, что, вероятно, командование отдало такой приказ, чтобы облегчить передвижение автообоза и не связывать себя лишней обузой, – перевел, сам ошарашенный услышанным, хрупкий молоденький сержант в толстых роговых очках, бывший студент-востоковед.

– Понятно…

Сергею и обступившим его офицерам стало ясно: уходящая от погони японская автоколонна без боя не сдастся.

Так и оказалось.

Японцев догнали у станции Таонань. Здесь уже короткой перестрелки не получилось. Самураи бились насмерть. Впервые танкистам полка пришлось столкнуться с солдатами-смертниками. Пешие камикадзе пытались бросаться под танки, обвесив себя гранатами, злобно скалясь, строчили из пулеметов прикованные к ним пулеметчики, бросались в штыковые контратаки пехотинцы, которых не обращали в бегство ни кинжальный огонь, ни гранаты. Несколько часов шел яростный штыковой бой. Пленных практически не было…

Затем танки и стрелковые подразделения одним броском овладели станцией. Здесь снова сопротивления никто не оказывал. И это, как ни парадоксально, застопорило дальнейшее продвижение полка. Марш от границы до Таонаня составил более трехсот километров. Кончилось горючее. Но указание, поступившее в ответ на заявку в штаб дивизии, было категоричным: на вашем направлении крупных японских сил нет, стойте, где стоите, никакого вам горючего.

А впереди был Мукден. Каких-то двести километров! Крупный город.

– Нам бы за взятие Мукдена обязательно присвоили почетное наименование! – цыкнув зубом, задумчиво произнес комполка. – Ты представляешь, начштаба, как звучит: «Мукденский»! А?

– Звучит, конечно, да только приказ есть приказ, – рассудительно ответил крепенький подполковник, настороженно поглядывая на командира полка. Знал его горячий характер и необузданное честолюбие.

Сергей отошел в сторону, но разговор слышал.

– Э-эх, осторожная твоя душа! – начал закипать Соловей.

А начштаба, словно не замечая этого, масла в огонь подлил:

– Может, я и осторожный.