Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 90

– Мама! – Матильда потерла затылок. – Больно.

– Там был узелок. – Доменика осторожно погладила дочь по больному месту. – Прости.

Матильда Мак-Викарс, которой было четыре с половиной года, подумала: «Конечно, ты должна извиниться. Ты забрала меня из нашего домика с садом, который я так любила, и посадила в какой-то поезд, где меня дважды вырвало и где я совсем не могла спать».

– Ты полюбишь Виареджо. Вот подожди, начнется карнавал, и ты увидишь гигантских кукол, парад и отведаешь bomboloni.

Матильду до сих пор тошнило, она и слышать не могла ни о каких bomboloni. К тому же в Глазго она привыкла к названию «пончики». Ей вообще не хотелось ничего итальянского, даже сладостей. Хорошо бы у этого поезда выросли крылья, как у птицы, и он унес бы их обратно в Шотландию.

Доменика взяла руки дочери в свои:

– Ну что случилось, bella?

– Я плохо говорю по-итальянски, мама. Я никого не пойму. Мне хочется говорить по-английски. У меня были подружки в Нотр-Даме. Я скучаю по Марни и Хейзел. Почему мы не могли там остаться?

– Потому что моя семья здесь. Это и твоя семья. Родные должны держаться вместе, чтобы быть сильными.

Поезд прибыл на станцию. Матильда наблюдала, как мать, встав коленями на сиденье, смотрит в окно. Доменика начала махать рукой и улыбаться, а вскоре заплакала, но это были хорошие слезы. Матильда решила, что хоть сама она и грустит, но радость мамы гораздо важнее. Она тоже забралась на сиденье напротив и выглянула в окно в надежде увидеть чудесный городок, по которому так скучала мать. Но ни кукол, ни парадов, ни торговцев джелато за окном не оказалось. Лил такой сильный дождь, каких она никогда не видела в Шотландии. Виареджо был совсем не красив. Мрачный и серый, он напоминал мокрый зимний носок. Как же мама могла оставить зеленый уютный монастырь ради такого унылого места?

– Что скажешь, Матильда?

– Красиво, мама. Che bella, – соврала девочка.

Доменика притянула дочь к себе.

– Здесь тебе пригодится твой итальянский, ты удивишься, как много уже знаешь.

Матильда уткнулась лицом в шею Доменики, почувствовала знакомый древесно-фруктовый запах. Мягкость материнской щеки и ее поцелуи успокоили девочку.

Носильщик поспешил помочь с багажом. Он смотрел на Доменику так, как обычно на нее смотрели мужчины. Ее красота одновременно пугала их и притягивала, они начинали говорить слишком громко и делать широкие жесты, чтобы произвести впечатление. Предлагали исполнить любую ее просьбу. Доменика всегда вежливо терпела такое внимание, но не поощряла его. Ее безупречные манеры, как правило, только усиливали восхищение. Вот и сейчас она положила руку в перчатке поверх руки носильщика и вышла из поезда, как настоящая леди. Судя по реакции встречавшей их толпы, ее мама была кем-то особенным в этом приморском городке.

Несколько женщин подбежали к Доменике, приветствуя ее. «Наверное, это кузины», – подумала Матильда, вспоминая, как много историй рассказывала ей мама о своем детстве на виа Фиренце. Многочисленная семья окружила Доменику плотным кольцом, радуясь ее возвращению домой.

Пожилой мужчина присел на корточки рядом с Матильдой и протянул ей руку: «Я твой дедушка». Он полез в карман и достал мятный леденец.

– Серьезно, Пьетро? Конфета? – Нетта, бабушка Матильды, укоризненно покачала головой. – А ты, должно быть, Матильда. – Худая и крепкая женщина в зеленой бархатной шляпке стояла перед маленькой девочкой, разглядывая ее. – Sei carina e bellissima[162]. Мы так рады, что ты дома. Я твоя бабушка. – Нетта обняла внучку и поцеловала.

Матильда вежливо поблагодарила бабушку и дедушку. Они ей понравились. В них было что-то очень знакомое. Перед сном Доменика часто рассказывала дочери истории о своей семье, о карнавале, о соседях в Виареджо. Матильда засыпала, представляя эти яркие картинки, и они закреплялись в ее подсознании, словно драгоценные камни в золотой оправе. Она добавляла к историям детали, создавая свой собственный мир из кусочков мира матери.

Матильда слышала рассказы о зарытых сокровищах, об украденных картах, о местных хулиганах. Знала она и о ювелирной мастерской Кабрелли. Ей были знакомы такие слова, как пайка, шлифовка, притирка, полировка. Она представляла, что такое шлифовальный круг, выучила формы обработанных камней, названия огранок: бриолет, багет, маркиз, кабошон. Матильда была уверена, что бабушка может приготовить из каштанов что угодно и будет очень вкусно. Благодаря историям Доменики, рассказанным на ночь, ее дедушка и бабушка, которых она прежде не знала, оказались для нее столь же реальными, как и мать.

– Мама, я хочу увидеть море. – Матильда потянула мать за рукав. – Ты обещала.

Доменика наклонилась к дочери:

– Подожди немного. Тучи уйдут, и ты увидишь, что оно такое же синее, как твой поясок.

– Мы отведем ее на променад. – Дедушка взял девочку за руку. – Это правда. Когда дождик кончится, море снова станет синим, – пообещал он.

Нетта взяла Матильду за другую руку.

– Дома тебя ждет пир, Piccianina![163]

И тут, как принято во всех маленьких итальянских городках, Матильда получила прозвище. Впредь все седовласые жители Виареджо будут называть ее Picci.

Вот только отец, Джон Мак-Викарс, и другие шотландцы со временем исчезнут из ее памяти. В конце концов Шотландия станет обрывком прошлого, подобно золотой нити, свисающей с древнего гобелена, которую нельзя ни завязать, ни потянуть за нее из страха загубить его окончательно. История о годах, проведенных в Шотландии, и о гибели ее отца так и останется нерассказанной в течение следующих семидесяти семи лет, потому что назад Матильда предпочтет не оглядываться. Жизнь ее отныне приняла новый оборот: она стала итальянкой.

Dottore Претуччи открыл коробочку из коричневой бумаги, перевязанную лентой. Внутри, словно чайного цвета бриллианты, блестели засахаренные каштаны от Нетты Кабрелли.

– Мои любимые! – Претуччи взял один и передал коробку Доменике. – Твоя мать никогда нас не забывала, даже когда тебя здесь не было. То пирог принесет, то свежий хлеб.

– Так она старалась сохранить за мной место.

– И у нее получилось. – Претуччи протянул ей конверт: – К празднику.

Конверт звякнул, когда Доменика убирала его в карман.

– Спасибо, но не стоило. Вы позаботились о том, чтобы вернуть нас с дочерью домой, мы никогда не сможем отплатить вам сполна за ваши хлопоты.

– Брось, это не долг, который нужно возвращать. Я рад, что ты вернулась в амбулаторию.

Доменика надела пальто и вышла за дверь вслед за Претуччи.

– Не представляю, как вам это удалось.

– Момент был подходящий, в жизни это часто самое главное. Война закончилась, и новый священник был готов помочь. Очевидно, церковь, как и было объявлено, занялась искуплением грехов. Восстановлением своей репутации прежде всего. Полагаю, им стало совестно за то, как с тобой обошлись.

Претуччи сунул коробку с каштанами под мышку и пошел домой. Доменика заперла дверь амбулатории. Услышав, что ее ссылка была ошибкой, она даже ничего не почувствовала. Какой смысл говорить об этом теперь? Доменике

Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 90