* * *

Обильный снегопад длился всю ночь. Снег продолжал валить и на следующий день, застилая горы ослепительной искрящейся белизной, наполняя все расщелины, огромными подушками нависая на еловых лапах и мягко и тихо соскальзывая с них под собственной тяжестью в высокие сугробы, опоясывая каждое дерево, словно крепостные валы. Свежий покров скрыл все звериные следы и тропы. Предводитель с трудом, то и дело проваливаясь почти до пояса, продвигался по горному склону, изредка останавливаясь на короткий отдых, во время которого откидывался на спину, переводя учащённое дыхание. Он шёл всю ночь и, к полудню окончательно выбившись из сил, решил немного поспать. Выбрав подходящее место под скальным выступом, он стал медленно к нему подбираться. До скалы оставалось всего с десяток шагов, когда снег под ногами предводителя и вокруг него словно ожил и начал плавно оседать, покрывшись многочисленными трещинками, со всех сторон бегущими к его ногам. Предводитель от неожиданности замер, удивлённо смотря на появившееся под ним углубление, и не успел ещё ни о чём подумать, как вдруг вместе с сугробом полетел куда-то вниз, в бездну.

* * *

Очнувшись и разлепив глаза, предводитель посмотрел вверх, где светло-серой извилистой полоской виднелось хмурое небо, затем огляделся. Он понял, что провалился в горную расщелину, но сколько времени оставался в ней без сознания, он не знал. Дно расщелины было засыпано толстым слоем снега, и поэтому ему удалось обойтись без тяжёлых увечий, но расщелина была глубокой и довольно узкой с почти отвесными и ровными стенами, за которые не было возможности ухватиться. Пошевелив ещё раз руками и ногами и помотав головой, он осторожно встал и осмотрелся. Пройдя вдоль расщелины, он выяснил, что она имеет в длину почти пятьдесят шагов и с обеих сторон сужается до трещин, заполненных снегом. Выходов из неё не было. Попытки упереться спиной в одну стену и ногами в другую и таким образом выбраться наверх не увенчались успехом: он тут же соскальзывал вниз и падал на спину. В очередной раз упав, он поднялся на ноги, с яростью ударил кулаком по стене, затем присел, положил руки на колени и низко опустил голову.

* * *

– Эй, предводитель, ты жив там? – вдруг послышался чей-то негромкий голос.

Предводитель очнулся ото сна, открыл глаза и поднял голову. Было очень темно, настолько, что он не мог увидеть даже свою руку, поднесённую к лицу. Он прислушался, но вокруг царила почти звенящая тишина. «Послышалось», – подумал он и вновь закрыл глаза и опустил голову.

– Эй, там, внизу, подай голос! – вновь кто-то сдержанно произнёс наверху, и последнее слово эхом прокатилось по расщелине.

Предводитель вскочил на ноги, задрал голову, приложил ладони ко рту и крикнул:

– Кто там? Я здесь, внизу!

– Это я, предводитель, Аззам. Ты там цел? – предводитель узнал голос здоровяка. – Лови верёвку. Я не знаю, где ты, могу скинуть не туда, поищи.

– Бросай! – крикнул предводитель.

Тяжёлая верёвка из конского волоса упала концом прямо на лицо предводителя, и он, едва успев отвернуться и пригнуться, тут же схватился за неё рукой.

– Нашёл? – спросил Аззам.

– Да! – крикнул предводитель.

– Обвяжись ею! Как только дёрнешь её, я начну вытаскивать тебя! – скомандовал Аззам.

– Всё, я готов! – дёрнув за верёвку, крикнул предводитель.

Вскоре сильный Аззам вытянул предводителя на поверхность, и они оба упали навзничь на снег, успокаиваясь и переводя дыхание, смотря в беззвёздное ночное небо.

– Как ты здесь оказался? Ты что, шёл за мной? – приподнявшись на локоть, повернул голову к Аззаму предводитель.

– Я тоже ушёл от них. С ними мне теперь не по пути, – имея в виду остальных разбойников, ответил здоровяк. – Вот я и пошёл за тобой.

– Я признателен тебе за спасение, но, когда мы выберемся из этих гиблых мест, каждый из нас пойдёт своей дорогой, – сурово произнёс предводитель.

– Хорошо. Как прикажешь, предводитель, – приподнявшись, кивнул здоровяк. – Пора где-то развести огонь и отдохнуть. Холодно очень.

Они поднялись, стали осторожно спускаться к деревьям, удаляясь от зияющей чернотой расщелины, и растворились в густой ночной мгле.

Последний месяц зимы, словно не желая сдавать позиции наступающей весне, проявлял всю свою мощь обильными снегопадами, стремясь продлить пребывание на земле и показать особую силу, гораздо большую, нежели у предыдущих его сезонных собратьев.

* * *

Иджими ехал верхом по огромной долине, где прежде, сразу после прибытия усуней в эти земли, находилось их первое стойбище. Теперь же здесь, на самых их южных рубежах, располагалось одно небольшое, но сильно укреплённое войсками селение. Обутый в огромные меховые сапоги, облачённый в долгополый овечий тулуп и утепливший голову лисьим треухом, Иджими не чувствовал холода и явно наслаждался поездкой. Ельник, чернея вдали, полумесяцем охватывал долину, огибая её с трёх сторон и полностью отсутствуя на западе, подобно распахнутым широким воротам открывая виды до самого горизонта. Остановив коня, Иджими обратил взор туда, где прошлым летом он с друзьями столкнулся в лесу с волчьеголовыми. От жутких воспоминаний стало не по себе, и он нервно дёрнул плечами и ударил пятками в бока скакуна, продолжив движение.

Когда до селения оставалось проехать совсем немного, Иджими оглянулся и увидел, как вдали, на окраине долины, из леса появились два пеших человека, едва заметные для глаза. Он вновь остановился, приложил ладонь козырьком ко лбу, приподнялся в седле и всмотрелся. Хотя до фигур было очень далеко, то, что это мужчины, не вызывало сомнений. Эти двое едва передвигались, часто останавливаясь, опираясь на посохи и подолгу отдыхая. Иджими взглянул на селение и увидел, как оттуда быстро приближаются конные воины, не меньше десятка. Иджими развернул коня и стал, поглаживая его по гриве, наблюдать за теми двумя, что появились из леса. Они тоже стояли и смотрели в его сторону. За спиной Иджими слышал приближающийся топот конских копыт, и вскоре всадники уже были рядом с ним.

– Властитель Иджими? – услышал он своё имя и повернул голову. – Властитель, – приложив руку к груди и склонив голову, произнёс ближний из подъехавших с лисьим хвостом на шлеме. – Я сотник Лачин из тысячи Ихласа.

– А, Лачин, я помню тебя, – увидев знакомое лицо, Иджими приложил ладонь к груди и тоже