– На фронте, в командировке.

– Кто меня привез сюда… он? – настаивала Галина.

– Может быть, и он. Я не знаю. Я еще ни с кем не говорила, – ответила мать.

– Откуда же тогда ты знаешь, что он на фронте? – засомневалась Галина.

– Я буду приходить. Выздоравливай, – попрощалась Клавдия и, придерживая накинутый на плечи белый медицинский халат, ушла.

– Зеркало! – закричала Галина. – Оставь мне зеркало!

Но Клавдия не вернулась. Голос у Галины по болезни был еще очень слабым, и, наверное, мать не услышала ее.

– Здравия желаю, товарищ Туманов! – приветствовал Кирилла напряженный от ответственности полковник. – Начальник политотдела армии полковник Плотников.

Начальник политотдела встречал специального корреспондента «Красной звезды» и «Известий» в сопровождении небольшой свиты из двух полковников и трех замученных многочасовым ожиданием старших офицеров.

– Здравствуйте, – поздоровался со встречавшими Туманов. Был он в новом полушубке с новенькими полковничьими погонами и светло-серой каракулевой ушанке.

У встречавших его офицеров знаки различия были старого образца – шпалы и кубари[124], и одеты они были в грязные вытертые полушубки.

– Мы вас к шести утра ждали, – досадуя, сообщил полковник.

– Так дорогу замело! – сообщил Миша, который к этому времени наконец выгрузился из машины со всеми своими чемоданами и сумками. – У Канавина застряли и часа четыре ждали, пока тягач не вытащил.

Туманов, удивленный тишиной, посмотрел в сторону, где должна была быть передовая, и спросил:

– Наступление уже началось?

– Нет, – напрягся еще больше полковник, – вас ждали.

– В каком смысле… ждали? – не понял Туманов.

– Приказ был без спецкорреспондента наступление не начинать, – пояснил полковник.

– Вот как… – изумился Туманов. – Кто же такое приказал?

– Член военного совета фронта генерал-лейтенант товарищ Самошин, – отрапортовал полковник.

– Получается, что наступление для меня устраивали? – догадался Туманов.

– Ну… не то чтобы для вас, но товарищ член военного совета фронта приказал без вас не начинать, – путаясь и еще больше досадуя на себя и высокое начальство, которое, как всегда, давало путаные, противоречивые приказы, стал объяснять полковник.

– Отобедать не желаете? – с надеждой спросил он.

– Нет. Спасибо, – сухо отказался Туманов.

– Ну, тогда пойдемте? – предложил полковник.

– Товарищ полковник, – обратился к Туманову один из замерзших майоров, – с вами груз для нас должны были передать.

– В машине, – кивнул Туманов на «эмку», привезшую его с Мишей.

– А что за груз? Листовки? Вы не знаете? – спросил майор.

– Не знаю, – сухо ответил Туманов.

– Понятно, – извиняясь, сказал майор и пошел разгружать «эмку».

– Мы для вас и наблюдательный пункт организовали, – объяснил полковник, впуская Туманова в сухой блиндаж со смотровой щелью и стереотрубой[125]. – Может быть, хотя бы чаю… с дороги? – с надеждой предложил он.

– Чаю хочется, – обрадовался Миша.

Полковник кивнул старшине, стоявшему по стойке «смирно» у полевого телефона. Старшина бросился к печурке, на которой кипел огромный закопченный чайник.

– Начинать? – спросил полковник.

– Почему вы меня об этом спрашиваете? – возмутился Туманов. – Я не командующий фронтом.

– Товарищ полковник, – обратился к нему Миша, – пять минут! Я сейчас приготовлюсь! – и он начал выгружать из чемодана штативы и фотоаппараты.

Полковник ждал.

– Готово! – обрадовался Миша, располагаясь около щели.

Полковник, сгорбившись, пошел к телефону.

– Товарищ генерал… ну тут… в общем – готовы, – сообщил он. – Есть! – убитым голосом ответил он генералу.

Положил одну трубку, взял другую и сказал:

– Начинай.

Подряд взлетели три красных ракеты… Из-за низенького леса начала стрелять фронтовая артиллерия, где-то совсем рядом с блиндажом заухали дивизионные минометы.

Майор внес в блиндаж две последние упаковки из груза, привезенного Тумановым, и с хрустом вскрыл одну из них. Миша с кружкой чая подошел ближе, любопытствуя. В упаковке ровными рядами, источая запах свежей типографской краски, лежали открытки с фотографическим портретом Ковровой.

– Что же вы не снимаете? – злобно спросил у Миши полковник.

– Да такого материала в редакции навалом, – беззаботно ответил Миша и, заметив недоброжелательство во взгляде полковника, заносчиво спросил: – Или у вас в дивизии стреляют какими-то особенными снарядами из каких-нибудь особенных пушек?

– Ничего не понимаю… – сказал майор, тупо глядя на фотографию Ковровой, – я думал, листовки пришлют…

Он перевернул открытку. На обратной стороне было напечатано стихотворение «Жди меня».

– Здорово! – Миша взял из упаковки еще одну открытку и понес ее Туманову.

– Глядь, чего мы привезли, – протянул он карточку Кириллу.

Туманов повернулся к нему, взял открытку. В это мгновение канонада стихла, от окопов медленно и нестройно раскатывалось «у-рр-ааа!».

Миша ринулся к смотровой щели, поставил на бруствер кружку с недопитым чаем, повертел кольцами телеобъектива и, оторвавшись от видоискателя, забормотал в возбуждении:

– Далеко, далеко! Далековато! – схватил другую камеру и выбежал из блиндажа.

– Куда он! Куда? – встрепенулся полковник. – Задержать! Не хватало, чтоб он на шальную пулю напоролся! И так все наперекосяк!

Два капитана метнулись из блиндажа вслед за Мишей.

– Товарищ полковник, – подошел к Туманову майор с фотографией Галины в руках, – а никакой сопроводиловки с грузом вам не давали? А то непонятно, что с этим делать.

– Нет, – оторвался Туманов от изучения открытки, – только пачки.

– Ясно, – печально ответил майор и отошел от него.

В углу блиндажа какой-то, до этого не замеченный, капитан штык-ножом с треском вскрывал остальные пачки.

По заснеженному полю, не спеша, бежали редкие фигурки наступающих солдат. Застучали немецкие пулеметы, и фигурки так же, не торопясь, побежали обратно. Несколько человек упали. Их потащили к нашим окопам. Атака закончилась. Какое-то время с немецкой стороны раздавались недоуменные редкие выстрелы, а потом стало тихо.

– Говно атака! Ерунда, а не атака! Цирк на конной тяге! – возбужденно кричал вошедший в блиндаж красный и возмущенный Миша. – Погорелый театр, вот это что!

– Нормальная атака… плановая, – не обидевшись, возразил полковник Плотников. – Потери минимальные, – зачем-то добавил он.

– Это я запомню! – хохотнул Миша. – Плановая атака! Это смешно!

– Нашел! – капитан достал из пачки конверт и отдал его полковнику.

– Так… – Полковник вскрыл конверт, достал из него бумагу и, водрузив на нос разболтанные очки, начал читать: – Настоящим…

Дальше он читал про себя, сопровождая чтение междометиями, пока наконец не дошел до основного – и уже это, основное, начал читать вслух, для всех:

– Вот! … «обеспечить встречи с личным составом дивизии автора стихотворения «Жди меня» товарища Туманова. Для этого обеспечить распространение среди бойцов и командиров дивизии открытки с фотографическим портретом артистки тов. Ковровой и с текстом стихотворения «Жди меня» на обратной стороне. Распространение открыток произвести не менее чем за два дня до встречи личного состава с автором стихотворения тов. Тумановым. Заместитель начальника главного политического управления РККА генерал-лейтенант Сапегин. Исполнение распоряжения доложить в установленном порядке по принадлежности».

Полковник замолчал, сосредоточенно глядя на Туманова.

– Так это вы это… стихотворение написали? – наконец спросил он, почему-то кивнув в сторону капитана, обнаружившего конверт с распоряжением.

– Он, – ответил за помрачневшего Туманова Миша.

За полгода, прошедшие с начала войны, в дивизии перебывало множество артистов, писателей, музыкантов, корреспондентов и других суетливых, по большому счету никому не нужных людей. Был даже иллюзионист, глотавший горящее танковое топливо (он почему-то особенно запомнился полковнику). Артисты выступали перед бойцами, потом их кормили, наливали разбавленный пополам спирт… артисты хмелели и уезжали.

Но как вести себя с поэтом в звании полковника, который прибыл в сопровождении распоряжения, подписанного самим первым заместителем грозного Мехлиса, и для которого специально была организована атака, полковник положительно не знал и потому повторил:

– Отобедать не хотите?

– Нет, – отказался Туманов.

– Попозже, – уточнил Миша, – пока на обед не наработали.

– Что же прикажете делать? – не обращаясь ни к кому, спросил полковник. – В распоряжении сказано: распространить открытки не менее чем за два дня… – с надеждой посмотрел на Туманова, сосредоточенно курившего трубку.

– Товарищ полковник, вы останетесь… пока распространять будем?.. Или обратно поедете, а потом вернетесь?

Туманов молчал.