В ожидании выступления начались турниры, которые сопровождались шумными застольями. Таких игрищ и ристалищ здесь давно не видывали. Недоброжелатели называли это пиршеством тщеславия. К вечеру, набив брюхо, воины Христа возглашали:

– Так хочет Господь! – осушая кубок за кубком и стуча ими по столам, кричали они.

Непотребные вопли бражников перелетали через Дунай, будя в Пеште горожан, которые, ворочаясь с боку на бок, недовольно ворчали:

– Ни днем, ни ночью нет от них покоя, скорее бы уж убрались восвояси.

На турнирах некоторые получали увечья и выбывали из числа участников похода, но это не останавливало остальных. Дворян решивших участвовать в походе оказалось немало, и они всё прибывали и прибывали.

Среди европейского дворянства бытовали полуфантастические взгляды, формировавшиеся под влиянием рыцарских романов и устных преданий, передававшихся из поколения в поколение, о битвах с драконами, схватках с сарацинами, а главное, о сокровищах Востока.

Участие в походе почиталось великой честью. Воины верили в свою удачу, как в воскрешение Господа нашего и Спасителя Иисуса Христа, а любые сомнения в победе над неверными игнорировались. Всеми владела идея священной борьбы с исламом.

«Если даже небо упадет на землю, то копья христианских паладинов удержат его», – любуясь французами и бургундцами, говаривал Сигизмунд Венгерский после очередного турнира. В самом деле, они были отменно экипированы, великолепно владели оружием, щегольски одеты, а уж как куртуазно ухаживали за дамами… Мало кто из венгерских красавиц устоял перед их чарами, и как следствие этого не прекращались скандалы в венгерских семьях, где мужчины отличались азиатской ревнивостью.

Пока воинство отмечало будущие победы, многочисленные священники, сопровождавшие армию, проводили дни в молитвах, порицая моральный облик рыцарства и открыто сомневаясь в их преданности высокой цели похода. На церковнослужителей, принимавших участие в походе, никто не обращал внимания, и клирики, видя это, всё более и более сатанели от злости.

В Буде получили сведения от лазутчиков из ставки султана о том, что Баязид всецело поглощен Константинополем, у стен которого тогда стоял. Узнав об этом, французы и бургундцы вознамерились воспользоваться удобным случаем. Они верили, что наступила пора нанесения удара по противнику. Сигизмунд очень сомневался том, но призрак европейского скандала смущал его. Подговорил, мол, всех к войне, а сам в кусты.

В конце концов армия двинулись к Белграду по суше, а караван судов с припасами продолжил свой путь вниз по Дунаю. При этом европейское воинство обращалось с православными ничуть не лучше, чем турки, отбирая у селян не только продовольствие, но и все, что им приглянулось.

Одновременно с этим объединенный флот Генуи, Венеции и госпитальеров из сорока четырех кораблей под командованием нового великого магистра Ордена Филибера де Найака, человека энергичного и смелого, вышел из северной гавани Мандраччио, находящейся на «острове роз» – Родосе. Прежний глава военно-духовного братства святого Иоанна сложил с себя полномочия магистра и просил капитул отпустить его с миром по причине телесной немощи.

Пока французы и бургундцы продвигались к османским владениям, Сигизмунд через Трансильванию[149] направился в Валахию[150], дабы вернуть престол провенгерскому господарю Мирче Старому[151] и изгнать узурпатора из династии Бесарабов.

После очередного перехода армия Сигизмунда остановилась на ночлег в большом трансильванском селе. Староста выделил Шишке с Пиппо Спано для постоя дом мельника на окраине села.

Вечером хозяин предупредил постояльцев:

– Ночью за дверь не выходите. Вот вам ведро. Нечистая балует, но в хату она не сунется. Над дверью – икона Георгия Победоносца.

Утомленные дорогой постояльцы вскоре захрапели, но перед рассветом Шишка пробудился по естественной нужде и вышел во двор. Звенели цикады. Купол неба, усыпанный яркими звездами, висел над соломенными крышами. Вдруг за спиной послышался шорох. Обернулся. Тень в белой рубахе до пят с вытянутыми вперед руками и безжизненным взглядом приближалась к нему. Шишка невольно отпрянул, и она проследовала мимо на расстоянии пяди[152]. «Господи, кто это такой?» – мелькнуло у него в голове, и тут ему вспомнилось предостережение хозяина.

Наутро, посомневавшись, спросил у мельника:

– Кто это у тебя по двору по ночам бродит?

– Видел?

Ничего не ответил, а только кивнул.

– Мельницей до меня владел человек, которого все считали колдуном, но его наследник дал деньги на церковь, и его похоронили его по-христиански, не вбив осиновый кол ему в сердце, хотя и считали его чародеем[153]. Вот он и выходит из могилы после полуночи.

В Трансильвании и Болгарии до сих пор бытует множество легенд о мертвецах, встающих из гробов.

В августе объединенный флот Генуи, Венеции и госпитальеров миновал проливы, пересек Великое море и достиг устья Дуная.

Осознав опасность происходящего, Баязид снял осаду с Константинополя, оставив там лишь заслон, и поспешил к Эдирне (бывший Адрианополь), где велел собрать элитные тяжеловооруженные войска. Попутно проверял на верность своего вассала сербского князя Стефана Лазаревича, которому велел идти на соединение с ним.

Меж тем латиняне достигли Видина, столицы маленького болгарского княжества, которое называлось царством. Посчитав, что сопротивление огромному христианскому войску бесполезно, царь Иван Срацимир велел отворить городские ворота. Находящиеся в Видине турки заметались, как животные, попавшие в западню, а болгары, смеясь, кричали им вслед:

– Что, струхнули, сучьи дети?! То ли еще будет?

Зажиточные османы надеялись, что их не тронут, позарившись на выкуп, но просчитались. Как только французы и бургундцы ступили в город, кровь у них закипела, и началось истребление турецкого населения, парализованного страхом. Пленили и несколько сотен зажиточных болгар, посчитав их пособниками неверных.

После крещения кровью под звон колоколов провели пышную церемонию, на которой графа Жана Неверского и еще триста дворян посвятили в рыцари на «поле чести». Вместе с ними Сигизмунд возвел в рыцарское достоинство и русского посольского дьяка Шишку. Тот опустился на одно колено, и король плоской стороной меча коснулся его плеча, сказав строгим голосом:

– Будь смелым!

Поднявшись, Шишка троекратно облобызался с венгерским монархом и получил в подарок серебряные шпоры, и хотя не сделал пока ничего героического.

Достигнув следующего города – Рахова, христианская армия, не имея осадной техники, бросилась на штурм, но овладеть им не смогла. Подошел Сигизмунд с присоединившимися к нему валахами. Воинов-валахов, выходцев из кочевых пастушьих племен гор и предгорий, европейские рыцари не считали надежными союзниками, но как вспомогательные войска они годились. Венгерский король пообещал османам, находящимся в Рахове, разрешить им покинуть город. Христианское воинство впустили в город, но французы и бургундцы тут же заявили, что предприняли попытку взять город силой, а потому имеют право решить судьбу