ними техника не выдержали. Едва фигуры в серой форме показались на гребне в трех с лишним сотнях метров от них, он выстрелил. Немцы попадали, а техник высунулся из-за камня, как оживший рисунок из пехотного наставления “неправильное наблюдение за противником”.
— Ложись! — зашипел сержант, — Ложись, придурка кусок! — но его придавленный шепот и бессильный мат техник, похоже, и не услышал, как не услышал выстрела, закончившего для него бой. Сняли пулей в голову, кто-то из фрицев неплохо прицелился.
И едва тот упал, немцы двинулись вперед. Перебежками по одному.
— Роман, а что их так мало? — они с сержантом лежали метрах в двадцати друг от друга, потому можно было не кричать, а просто говорить в полный голос. Все равно до немцев далеко.
— Умные, — ответил сержант, — Ты, Игорек, по сторонам гляди, остальные, небось, с флангов обходят. Ну, давай, огонь!
Они стреляли, экономя патроны. Одного немца точно ранили, судя по крикам, нетяжело, но уж точно вывели из строя. Другого, похоже, застрелили, живые так не лежат. Астахов загнал в карабин последнюю обойму и положил рядом с собой гранату. И только тут заметил, что стреляет он один. Сержант хотя и лежал с автоматом наизготовку, но оставался неподвижен. А немцы, почувствовав слабину, перебегали смелее.
— Эй! Заклинило?
Сержант молчал. Астахов подполз к нему и только тогда понял — пуля ударила Столярову над самой верхней губой и вышла из затылка. Разрушен продолговатый мозг. Мгновенное окоченение. Раньше он только читал о таком, а перед смертью вот — довелось увидеть. Сержант и мертвый продолжал целиться во врага.
Теперь все. Патронов десяток да две гранаты, вторая лежала у мертвого справа, как положено. Эх, надо было метать учиться.
Усики разжать. Кольцо дернуть. Бросить. Ничего сложного. До вон того камня докину. Вторую себе. Сейчас поднимутся…
Немцы рванулись, как собаки, почуявшие кровь. Гранату Астахов на секунду задержал в руке, чтоб наверняка, и положил точно, куда метил. И в последнюю секунду перед взрывом успел заметить, как выражение азарта на роже самого прыткого немца сменилось ужасом. Тот хотел залечь, но оступился на камне и рухнул совсем рядом с шипящей РГД. Но свою гранату кинуть успел…
* * *
Стрельбы не было слышно долго. Наверное, две или три минуты. Потом, одна за другой, хлопнули две гранаты. И больше ни звука. Оля кусала кулак, чтобы не заплакать — старшей в группе плакать нельзя! — и только шептала — "Быстрее! Быстрее! Не отставать!"
