– Это? – удивился председатель. – Это так… вещи помочь снести… грузчики! – улыбнулся он.

Лейтенанты не улыбнулись.

Галина молча пошла к телефону.

– Галина Васильевна! – предупреждая ее звонок, заторопился председатель. – Это распоряжение не мое, это распоряжение начальника Главного политического управления Красной армии товарища Мехлиса Льва Захаровича, а ему в устной форме приказал вас эвакуировать сам товарищ Сталин.

– Почему товарищ Сталин приказал меня эвакуировать? – медленно положила трубку на аппарат Галина.

– Меня не было на том совещании, но товарищ Мехлис передал мне, что товарищ Сталин сказал, что вы народное достояние и вас нужно перевезти в безопасное место, где вы смогли бы продолжать спокойно работать, – пояснил председатель, – вам предоставлен пассажирский самолет, – добавил он.

Галина посмотрела на сочувствующую и серьезную физиономию сталинского посланца, снова взяла трубку и набрала номер:

– Девушка, пятнадцать тридцать два, капитана Туманова… его жена.

– Товарищ генерал-майор, разрешите мне съездить домой, – попросил Туманов главного редактора «Красной звезды».

– Причина? – удивился Берг.

– Личная, товарищ генерал-майор, – мрачно ответил Туманов, не выносивший любого вторжения в его отношения с Галиной.

– Вы же только позавчера вернулись? – удивился Берг. – Сутки были дома… и уже личная причина!

– Мне нужно, товарищ генерал-майор, – упорствовал Туманов.

– Вы не сдали мне работу, – напомнил Берг.

– Я сдам. Я успею, – все больше мрачнел Туманов.

Берг разглядывал его с каким-то медицинским любопытством, как врач пытается по цвету белков определить наличие желтухи у пациента.

– Три часа, – изрек он, подписывая пропуск.

– Спасибо товарищ генерал-майор, – поблагодарил Туманов, принимая пропуск.

– Три часа, конечно, мало… – продолжил Берг, – но постарайтесь за это время решить все свои проблемы на ближайшее обозримое будущее. Вы на казарменном положении и когда закончите эту работу, будете снова направлены в действующую армию.

– Я знаю, – сухо ответил Туманов. – Разрешите идти?

– Идите, – отпустил его Берг.

– Я не хочу никуда ехать. Я хочу быть с тобой, – шептала Галина, – ты это понимаешь?

– Понимаю, – уныло ответил Туманов, – подожди.

Он вышел из комнаты в коридор, где томились ожиданием председатель комитета и три румяных лейтенанта.

– Товарищи, хотите чаю? – спросил он.

– Спасибо, – отказался председатель, – товарищ Туманов, самолет ждет! – Он показал Кириллу большие наручные часы: – Спецрейс!

– Я понимаю! – Туманов сделал шаг к дверям в комнату, но тут же вернулся. – Все-таки выпейте чаю! – почти приказал он. – Наталья Михайловна, напоите товарищей чаем, – распорядился он.

– Проходите, пожалуйста! – пригласила высунувшаяся из кухни тетушка.

– Спасибо, – еще раз поблагодарил председатель. – Пошли, – зло приказал он лейтенантам и пошел на кухню.

Лейтенанты сняли наконец фуражки и потопали за ним.

Туманов достал из нагрудного кармана гимнастерки трубку, зажал черенок зубами и вошел в комнату.

– Сделай что-нибудь! – взмолилась Галина. – Ну, пожалуйста, миленький мой! Я на фронт с тобой поеду, буду петь всем, стихи читать, что-нибудь придумаю, только не отсылайте меня! Позвони куда-нибудь! Позвони товарищу Сталину! – вдруг осенило ее. – Позвони! Он нас любит! Он поймет, что нас нельзя разлучать! Ну! Чего ты боишься?

– Я не боюсь, – уныло возразил Туманов.

– Ну, так делай! – обняла его Галина. – Ты же мужчина! Любимый мужчина!

– Можно вас? – спросил заглянувший на кухню Туманов у председателя, который сидел за кухонным столом, в нетерпении тряся ногой и с ненавистью глядя на румяных лейтенантов, с шумом всасывающих чай из хрустальных стаканов в серебряных подстаканниках, которые они уважительно держали красными в цыпках руками.

– Слушаю вас, – приглушенным голосом сказал вышедший в коридор председатель.

– Простите, не помню вашего имени-отчества… – извинился Туманов.

– Неважно! – махнул рукой председатель. – Вы говорите, время поджимает.

– Можно ли что-то сделать… – Туманов запнулся, – есть ли хоть какая-нибудь возможность оставить Галину Васильевну в Москве? – почти умоляя, спросил он.

– Никакой, – спокойно ответил председатель, – приказ товарища Сталина! И потом… – он перешел на шепот, – это даже как-то странно выглядит…

– Что странно? – с трудом сдерживая брезгливость, спросил Туманов.

– Ну, как же? – значительно прошептал председатель. – Все хотят эвакуироваться из Москвы, а Галина Васильевна не хочет. Странно!

– Странно, что Галина Васильевна не бежит, как все? Так, что ли? – уточнил Туманов.

Председатель снисходительно улыбнулся:

– Вы неправильно понимаете мои слова, Кирилл Сергеевич. Мне кажется, что вы и Галина Васильевна неправильно ко мне относитесь. И вообще… – председатель печально улыбнулся, – зачем вы так смотрите на меня?

– Как я смотрю на вас? – смутился Туманов.

– Как Владимир Ильич Ленин на Льва Давидовича Троцкого! С ненавистью! Вот как смотрите на меня вы и ваша супруга. Нашли врага! Меня! Не я же решение принимал… я только исполнитель, даром что председатель Комитета по делам искусств, а так… я посыльный… вот послали за Галиной Васильевной… завтра могут и за вами послать…

– Простите… – окончательно смутился Туманов.

– Да что вы! – махнул рукой председатель. – Время, Кирилл Сергеевич! Время!

– О чем ты говорил с ним? – этим вопросом встретила Галина вошедшего в комнату мужа.

Туманов начал набивать трубку табаком.

– Я задала тебе вопрос! – поторопила его Коврова.

– Тебе нужно будет поехать, – твердо сказал Туманов.

– Мне об этом сказали другие. Что скажешь мне ты? – не отводя глаз, смотрела на него Галина.

Туманову стало страшно. Он не понял, а почувствовал, что от того, что он сейчас скажет, будет зависеть ее любовь к нему, если таковая была или начинала зарождаться.

– Тебе необходимо поехать, – все-таки сказал он.

– Хорошо, – вдруг согласилась Галина, – я поеду, но ты поедешь со мною.

– Я не могу! – опешил Туманов.

– Почему же? – удивилась Галина. – Я же могу!

Туманов хотел сказать, что он капитан, что скоро его снова пошлют на фронт, что идет война, что он мужчина, наконец… что над Родиной нависла страшная опасность, что если он поедет с нею в Ташкент или Алма-Ату (он вдруг понял, что даже не поинтересовался, куда отправляют жену), то товарищи сочтут его трусом…

Но не произнес ни слова.

Он захлопал руками по карманам в поисках спичек, стараясь не смотреть на жену.

– Молчишь! – с пониманием подытожила Галина. – Ты, наверное, хотел сказать, что ты военный корреспондент, капитан, что скоро ты закончишь очерки, и тебя снова пошлют на фронт, что идет война и что ты мужчина, в конце концов, а если ты поедешь со мною, то твои товарищи сочтут тебя трусом.

Туманов нашел спички. Теперь он чиркал об истертый бок спичечного коробка, пытаясь зажечь одну из них.

– А почему бы тебе не сказать всем им… и своим товарищам, и вот этому, который подслушивает в коридоре, и генералу Бергу, что ты любишь меня и жить без меня не можешь? – не обращая внимания на мучения Туманова, продолжала Галина. – Потому что боишься! Страшно идти в атаку. Я знаю, я видела! Но еще страшнее пойти против всех! Это могут сделать только очень мужественные или очень любящие люди.

И она вышла из комнаты.

Галина открыла дверь в детскую, где скрывались тетушки, и объявила:

– Собирайтесь! Эвакуация!

– Галина Васильевна! – подбежал к ней председатель. – Насчет родственников распоряжения не было!

Но Галина, даже не взглянув на него, ушла к себе. Тетушки, вышедшие из комнаты, вопросительно смотрели на председателя.

– Собирайтесь, товарищи. Собирайтесь! – криво улыбнулся председатель.

Лейтенанты загружали в гофрированное чрево среднего бомбардировщика «СБ-3» чемоданы тетушек. Тетушки сильно боялись лететь, были бледны и плакали. Председатель деликатно отошел в сторону, чтобы дать возможность Туманову попрощаться с женой.

Туманов ожесточенно жевал черенок потухшей трубки. Галина стояла в нескольких шагах от него и смотрела на выруливавший на взлетную полосу транспортный самолет. В небе над аэродромом кружили лениво два истребителя прикрытия.

– Галина Васильевна… – председатель показал ей свои часы.

Галина повернулась к Туманову, и он первый раз за все это время посмотрел ей в глаза.

– Тебя на сколько отпустили? – спросила она, подойдя к нему.

– На три часа, – ответил Туманов, вынимая трубку изо рта.

– На сколько опаздываешь? – Галина застегнула пуговицу на кармане его гимнастерки.

– На три часа, – Туманов осторожно положил свою руку на ее.

– Берг ругаться будет?

– Наверное, – пожал плечами Туманов, – заставит в наказание десять очерков написать.

Техник запустил пропеллер правого