Почти два месяца флотилия стояла на реке в ожидании короткого лета. Мучительно тянулись дни вблизи Магелланова пролива, расположенного в трех днях пути на два градуса южнее форта. О, если бы Серран не наскочил на камни и прошел на юг еще несколько дней! Пролив мог носить его имя, трагическая судьба экспедиции была бы иной. Проплыть три с половиной тысячи километров вдоль побережья и застрять на два поистине драгоценных месяца у ворот мечты! Мучиться, сомневаться, уговаривать подчиненных, доказывать свою правоту! Сколько споров и ссор не произошло бы, не послужило поводом дальнейших распрей, сохранилось человеческих жизней! О, если бы звезды Сан-Мартина предсказали будущее, предостерегли! Магеллан пригляделся бы к Гомесу, Серран стал бы осторожнее с Карвальо. Всего три дня пути – и общая победа объединила бы их, наградила славой и богатством. Но люди теснились в трюмах, копили мелкие обиды, приобретали скрытых врагов.

18 октября 1520 года закончилась изнуряющая зимовка. Корабли вышли в море в последний раз попытать счастье либо повернуть на восток к Молуккам, твердо разуверившись в заблуждении картографов и капитанов, рисовавших проход через материк.

* * *

Небо плакало звездами. Огромные жемчужины падали в океан, и там, где они тонули, вода вспыхивала серебряным блеском. Другие дробились о черные волны, издали напоминавшие перепаханные поля Испании, и тогда мириады осколков искрами плескались вокруг. Лунный свет расколол надвое Атлантический океан, проложил курс на юго-запад, где горел над головой Крест Господень, даруя надежду, указуя путь заблудшим судам. Волнующаяся ослепительная дорога, шевелящаяся под килем чешуей дракона святого Георгия, томила душу, звала в неизвестность, завораживала. А вдали под Южным Крестом, где небо и море единой стеной запирали землю, где чаще и гуще лились слезы, то озарялось, то меркло таинственное Нечто.

– Там рождается золото,  – говорили моряки.

– Это тлеют костры Преисподней,  – крестились возражавшие.

– Под чудотворным распятием не может быть ада,  – сомневались третьи.

– От Бога до Дьявола недалеко, а мы всегда посредине,  – роптали недовольные.  – Никто не знает, куда заманит этот свет!

Шел час скорби. Блуждал в пучине сброшенный на закате мешок, безвестная душа торжественно поднималась в поднебесье. Умиротворенная прохлада притупила на палубе страсти. Между тросов, бочек, штабелей ремонтного леса лежали моряки и молились за ушедшего, за себя, за родных, за странствующих и плавающих, за злодеев и безвинно убиенных, за всех святых скопом и порознь,  – лишь бы кто-нибудь услышал в далекой пустыне, оплакивающей их заживо.

«Иисус велел Своим ученикам войти в лодку, отправиться прежде Его на другую сторону, пока Он отпустит народ,

– читал отец Антоний тихим голосом под фонарем.  —

Иисус проводил людей, взошел на гору помолиться наедине; и вечером оставался там.

Лодка была уже на средине моря, ее било волнами, дул противный ветер. В четвертую стражу ночи Иисус направился к ним по морю. Ученики увидели его, встревожились, подумали: “Это призрак“ и вскричали от страха. Иисус тотчас заговорил с ними:

 –  Ободритесь. Это Я, не бойтесь.

 –  Господи, если это Ты, вели мне придти к Тебе по воде!  – ответил Петр.

 –  Иди!  – приказал Он.

Петр вышел из лодки и направился по волнам к Иисусу. Однако заметил сильный ветер, испугался, начал тонуть, кричать:

 –  Господи, спаси меня!

Иисус простер руку поддержал его и говорит:

 –  Маловерный, зачем ты усомнился?

(Мат. 14, 22–33).

Францисканец замолчал, посмотрел на полыхавшие в море зарницы.

Алые вспышки палестинского солнца отражались на похудевшем болезненном лице.

– «Зачем ты усомнился, Петр?» – задумчиво повторил слушавший его Пигафетта.

– Люди сильны верой,  – убежденно сказал Антоний.  – Когда она иссякает, человек погибает.

– Я тоже иногда перестаю верить,  – сознался итальянец.  – Сеньор Магеллан говорил о проливе на карте Бехайма. Мы проплыли тысячи миль, но не нашли проход, а командующий до сих пор твердит о нем. Разве на картах есть такие жуткие неточности? Я допускаю ошибку в один или два градуса, но не более. Неужели капитан-генерал не понимает этого?

– Людям нужна вера, иначе они взбунтуются,  – пояснил монах.

– Он обманывает нас?

Священник не ответил. Друзья молча следили за вспышками, за белыми прочерками звезд, за изменяющейся дорогой. Туманный свет сгустился в воздухе, потяжелел. Жемчужины пожелтели.

– Ты давно понял это?  – спросил рыцарь.

– Да.

– После Ла-Платы?

– Да.

– И ничего не говорил?

– Зачем?

– Кесада с Картахеной сомневались, а ты молчал?

– О них забудут, а сеньор Магеллан найдет пролив.

– Пролив Бехайма?

– Бехайм наврал, как выдумывали Землю Птолемей и Страбон.

– Он плавал пилотом.

– Бехайм торговал сукном во Фландрии.

– Года два,  – согласился Пигафетта,  – затем приехал в Лиссабон и познакомился с Колумбом. Говорят, он ходил в Америку до генуэзца! В 1484 году участвовал картографом в экспедиции Кама в Западную Африку, побывал на Азорских островах и открыл пролив в Земле Святого Креста!

– Америго Веспуччи тоже многое приписывал себе,  – улыбнулся Антоний.  – Если на юге существует проход в Южное море, капитан-генерал откроет свой пролив,  – подчеркнул францисканец.

– Значит, он ссылается на карты только для неверующих?

– Да.

– Надо честно признаться в ошибке.

– Честно не получается,  – с сожалением ответил священник.  – Даже Иисусу приходилось вспоминать Отца, иначе бы за Ним не пошли.

Свежий ветер раздувал паруса, гнал караван вдоль песчаного берега с серыми скалами. «Это превосходный берег с прекрасными выемками»,  – записал Альбо в шканцевом журнале. Береговая линия смутно поблескивала в ночи омытыми низкой волной камнями. Покой и тишина разлились над молодой травой, кудрявыми кустарниками, редкими одинокими деревьями. Звезды мерцали над равниной глазами волков и лисиц, выбегавших к холодным чистым ручьям.

– Какая красота!  – захлебнулся от восторга священник.  – Плыл бы да плыл до края земли!

– Куда ты собрался?  – услышал он позади голос адмирала.

– Искать пролив, ваша милость,  – нашелся летописец,  – на Южный полюс.

– Так далеко не надо. Он где-то рядом. Если следовать теории симметрии материков, то Патагония скоро кончится. Мы опустились ниже оконечности Африки.

– Вы же говорили о семьдесят пятом градусе?

– Это крайняя точка.

– Вы всерьез собираетесь достичь ее?

– Конечно. А ты сомневаешься?

– Очень уж далеко.

– При хорошей погоде