Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 81
отличные, свежие окорока, головокружительно ароматные ветчины и колбасы, на полках стояли чистые корзины с белоснежными яйцами, кадушки с отборной, зернышко к зернышку, красной икрой, ярко-желтые, в аппетитных ямках, кубы сливочного масла… Он уже ничему не удивлялся, и все это ворованное изобилие вдруг стало отчетливо противно.
– Вы на Светлой в какой денек прийти изволите-с? – угодливо извиваясь, спросил делец. – Это, значит-с, чтоб я к назначенному часу все лучшее приготовил-с для вашей милости, как Клим Евсеич наказывали-с…
– В субботу перед вечерней, – отрывисто бросил исполненный отвращения Савва. – Не провожай, любезный. Я дорогу найду.
На Страстной неделе Савва, Оля и Надя беспрерывно «хвостились», как и весь всколыхнувшийся перед великим праздником петроградский люд, – то за одним, то за другим – а потом приходили в девичью квартирку на Литейном и хвастались, счастливые, своими съестными трофеями: несколькими мелкими яичками, кульком сухофруктов, маленьким мешочком белой муки, полуфунтом копченой грудинки. Пришлось провести некоторое время и в еще одной, к счастью, совсем не длинной очереди: с некоторых пор большевики чуть ли не под угрозой расстрела запретили венчания без получения особой «разрешающей» бумаги в новом казенном отделе регистраций, где мрачная девица в кумачовой косынке без намека на улыбку записала Савву Муромского и Ольгу Бартеневу мужем и женой… Зато, отстояв Светлую заутреню в Вознесенской церкви на Измайловском – и там же немедленно договорившись о венчании в следующее воскресенье, они разговелись тихо и скромно втроем, у открытой дверцы кафельной печки в Олиной комнате, где переливались пунцовыми огнями догорающие угли, выпили по крошечной рюмке драгоценного, выменянного на десять фунтов картофеля густого рубинового кагора. Весело никому из них не было. Чистая пасхальная радость в том апокалиптическом году сходила только в редкие – совершенно святые души. А три грешных человека опустошенно сидели за своим убогим столом и смотрели на последние кровавые искры на сером пепле…
В Светлый четверг Оля вдруг осталась в квартире одна: за соседкой неожиданно приехала на добротной деревенской телеге старшая сестра, служившая сельской учительницей в Княжево и доставшая в своей школе ту же должность тяжело нуждающейся Наде. Остаться до свадьбы ей не было никакой возможности; Оля и Савва молча, предчувствуя вечную разлуку, ехали с притихшими сестрами в телеге до края города. Подруги простились в слезах у Нарвской заставы, где Великий Исход петроградцев из родного города, в который словно пришла чума, был особенно очевиден той пасмурной весной. Одна за другой тянулись в неизвестность груженые подводы оборванных счастливцев интеллигентных сословий, доставших разовые пропуска на выезд, – и так надрывало душу это безотрадное зрелище, что Оля обливалась слезами, продолжая упорно размахивать над головой белым шелковым шарфом еще долго после того, как телега с ее последней подругой затерялась вдали на пыльной дороге среди лошадиных крупов и человеческих голов.
– Ты теперь недолго будешь одна, – сказал Савва, целуя ей руку. – До Красной горки осталось всего два дня.
И Оля подняла заплаканные, но чудно просиявшие глаза.
* * *
Красавчик Васенька Барш пришел к Савве после полудня в воскресенье, как они и договаривались. По обычаю щеголеватый, но без обычной тихой лукавой улыбки, которая должна была делать его неотразимым для барышень, – и вероятно, делала, только вот барышни похвастаться особым Васиным вниманием никогда не могли. Сегодня он грустил не без причины: с утра в Светлую субботу слегла в горячке его любимая младшая сестренка, еще совсем маленькая девочка; едва нашли через знакомых жившего по соседству доктора – но тот лишь развел руками, велел натирать больную уксусом для снижения жара и давать красное вино с ложки в качестве укрепляющего.
– Никаких лекарств в Петрограде теперь не достанешь… – озабоченно повторял Вася, отряхивая с жениха платяной щеткой только ему видимые пылинки. – Отчего ты вдруг в студенческом венчаться собрался?
– Так ведь все приличное платье на продукты обменял! – оправдывался Савва. – И оба своих пальто, и отцовское одно, и мамино… Про сюртук и костюмы уж не говорю… Пару сорочек себе оставил.
– Что невеста подумает? – одними глазами улыбнулся друг. – Она достала подвенечное платье?
Жених махнул рукой:
– Какое! Решила просто относительно новое надеть, синей шерсти. Я настоял. Уж очень мила она в нем.
Как умели, друзья накрыли старинный стол, разложив на уцелевшие блюда вчера добытую у одноглазого обиралы с Сенной деликатесную снедь и кое-как прибрав родительскую столовую, – но прибор для себя Вася ставить отказался:
– Вам сегодня положен tête-à-tête[62], третьим лишним быть не хочу, хотя и голоден, как пес. Но и не в том дело: Ася себя чувствует лучше, только когда я держу ее за ручку, – так любит меня, ты знаешь. Я и обещал ей клятвенно, что на свадебный ужин оставаться не буду и вернусь, как только исполню свой шаферский долг…
– Ты непременно сейчас же возьмешь с собой угощение для Аси и мамы, – не предложил, а требовательно велел Савва, и Василий не стал отнекиваться.
– Спасибо тебе. Я не знаю, сколько сейчас все это может стоить, и чего ты лишился, чтобы достать такие продукты, но наша девочка… Да и мама очень сдала. Смотреть больно. Я только поэтому…
– Ни слова больше, а то я тебе вызов пошлю. И на революцию не посмотрю, – серьезно заявил Савва и принялся увязывать в большую матерчатую салфетку с бахромой щедро отрезанные куски сыра со слезой, ветчины с мраморными прожилками, масло в хрустящем пергаменте, алые вареные яйца…
– Я этого не забуду, – коротко сказал Вася Барш, на секунду низко наклонив голову.
– Ты еще каблуками щелкни, – усмехнулся Савва. – Ну что, как будто надо поторопиться?
Решено было за Олей до Литейного пробежаться пешком – но уж оттуда до Вознесенской церкви на углу Екатерининского канала домчать невесту с шиком на извозчике, что и удалось ловко выполнить. Извозчик-инвалид, пойманный Васей на Невском заблаговременно, смутил всех троих своей невытравливаемой военной, причем явно не субалтерновской[63] выправкой – и решительным отказом брать положенную плату после того, как понял, что его просят отвезти молодых и шафера в церковь. Он не улыбнулся, не поздравил – просто, вытянув на козлах поудобней свою мертвую деревянную ногу, со строгой грустью смотрел, как садятся в коляску обтрепанные жених с невестой, на дрожащие первые анемоны в Олиных руках, словно облитых тугими перчатками серого шелка, на долговязого студента в старой штопаной шинели, на сдержанно-нарядного шафера… Они уселись – и бывший, наверное, полковник отвернулся резким угловатым движением, передернул широкими плечами, выше, чем нужно, взмахнул кнутом над тощим крупом бедной мосластой клячи… Савва уловил глубоко запрятанное, но
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 81
