от реки, старик направился к спуску и увидел сверху, как мальчик, блестя мокрым тельцем, в одних штанах, собирает разбросанные им же камни, тяжёлые подтаскивая к своей яме и складывая там, возле заметно подросшего земляного бугра с воткнутой в него лопаткой, а лёгкие бросая туда издали. Старик заметил, что и арык, тянувшийся к яме, стал намного ровнее прежнего, оттого и смотрелся короче, к тому же теперь он явно был значительно глубже. Зевнув, старик удивлённо почесал затылок, провёл ладонями по лицу, растирая кожу на щеках, и протёр глаза, словно убеждаясь, что всё это ему не мерещится, а видится наяву, затем, поёживаясь от утренней прохлады, вернулся к шалашу и принялся разжигать огонь на месте остывшего за ночь кострища. Сняв с треноги казанок, старик приподнял его крышку, недолго постоял, задумчиво разглядывая его пустое нутро, после чего решительно направился к реке.

После полудня в бурлящем казанке, источая ароматные запахи, варилась рыба, впервые выловленная мальчиком в своей яме, над которой он трудился долгих два с половиной дня.

* * *

Прошло ещё два дня, в течение которых старик и мальчик бездельничали и вдоволь наедались рыбой, при этом старик был очень улыбчив, а мальчик часто и звонко смеялся. Если старик так щедро улыбался в первый день отдыха по причине довольства поведением мальчика, не бросившего начатого дела на половине пути и, несмотря ни на что, завершившего всё так, как надо, а во второй день – от окончательно утолённого голода, то мальчик радовался поначалу лишь тому, что наконец-то закончились мытарства, учинённые ему ставшим вдруг странным дедушкой, а потом визжал, пытаясь таким образом наперёд ублажить все возможные его прихоти, понравиться ещё больше, так как начинал действительно бояться дедушку.

* * *

Мальчик пробудился легко и спокойно. Старика рядом уже не было. Выбираться из уютного шалаша пока не хотелось, и поэтому он вольготно лежал, закинув руки за голову, ногу на ногу, разглядывая пальцы правой ноги, которыми он ловко цеплялся за свисавшую в проёме витую веточку, то оттягивая её, то плавно отпуская. В какой-то момент ему надоело это скучное занятие, и он наконец выбрался наружу.

Старика мальчик увидел не сразу. Тот появился из-за деревьев, что росли плотной стеной вдоль спуска к реке, шагах в тридцати от шалаша. Перекинув через плечо верёвку, он медленно тащил за собой волоком невероятно толстую связку свежесрубленных длинных прутьев, поначалу в густой тени показавшихся мальчику стволом огромного дерева. По мере приближения старика мальчик всё напряжённее всматривался в его лицо, и, когда он в десяти шагах от шалаша сбросил с плеча верёвку, выпрямился и поднял глаза, мальчик понял, что старик вновь задумал делать нечто серьёзное и уже, как стало очевидным, начал усиленно трудиться. По суровому, холодному взгляду, по крепко сжатым губам и нервно раздутым ноздрям, по чётко выверенным решительным движениям мальчик, уже неплохо зная суть таких перемен, безошибочно догадался, что старик несколько дней будет что-то творить, и это что-то будет обязательно полезным, но полезным оно будет потом, в конце работы, а в эти дни, с досадой подумалось мальчику, они опять будут голодать. Последняя мысль была самой огорчительной, и от благодушного настроения в один миг ничего не осталось. Он обречённо склонил голову, пошатнувшись, развернулся и побрёл к шалашу. «Почему нельзя и работать, и есть одновременно?» – недоумевал мальчик. Он не мог понять столь странного отношения старика к решению такого, казалось бы, простого вопроса.

Мальчик уже полез было внутрь шалаша, как вдруг его осенила куда более важная мысль. Он замер, а потом подался назад и вновь выпрямился. Он понял, что всё, что будет делать в эти дни старик, придётся потом повторять и ему самому, как это было с копанием ямы у реки, и решил наблюдать за работой, дабы потом не мучиться от незнания дела и не уставать от исправления допущенных ошибок.

* * *

Притащив до полудня ещё очень много связок из прутьев и оставив их на равном отдалении вокруг шалаша, старик, отдохнув, до вечера выкопал множество глубоких, но узких ямок, также вокруг шалаша, на расстоянии десяти шагов от него, и на этом завершил дневную работу.

На следующее утро он нарубил в лесу толстые колья высотой с себя, приволок их в связках и разложил по одному возле приготовленных ямок. Затем перетаскал в мешке камни, те, что они с мальчиком складывали на берегу, и оставил по несколько штук у каждой ямки. После старик начал устанавливать колья. Только в одном месте, заметил мальчик, старик не выкопал ям, и это место теперь бросалось в глаза, отчего он несколько раз хотел сказать старику о допущенной ошибке, но так и не решился. Когда колья заняли свои места в ямках, торча из них в разные стороны, старик стал выравнивать каждый, придерживая одной рукой, а другой забрасывая к основанию камни.

Ближе к вечеру все колья были ровно выставлены. Теперь же, спеша до темноты завершить работу, старик, взяв в руки толстую палку, начал ею плотнее вбивать камни, вкруговую обходя каждый кол, после чего засыпал ямки до самого верха землёй, крепко вдавливая её каблуком сапога.

Ночь опустилась в ущелье, когда старик потрогал последний кол и, довольный его упругой устойчивостью, направился к шалашу, куда перед его приходом быстро забрался мальчик.

* * *

Весь следующий день старик и мальчик отдыхали, утоляя голод наваристым рыбным супом. В полдень старик прилёг и задремал под деревом, оставшимся внутри кольца из вкопанных кольев. Мальчик тем временем прошёлся вдоль кольев, потрогал каждый, замерил шагами расстояние между ними, подошёл к тому месту, где старик оставил слишком большой промежуток между кольями, также замерил его шагами, затем спустился к реке и стал бросать камни от ям ближе к тропе, ведущей наверх. Когда камней набралось довольно много, он, поглядывая на старика, тихо подошёл к шалашу и взял мешок. Стараясь не шуметь, он складывал в мешок камни и волоком затаскивал наверх. Так он проделал несколько подъёмов, высыпая камни под кустом. Сочтя достаточным их количество, мальчик положил мешок на место и улёгся в прохладную тень дерева, недалеко от старика, пытаясь дышать как можно тише, дабы старик не услышал его и ни о чём не догадался.

* * *

На заре старик пробудился и обнаружил, что мальчика рядом нет. Он выбрался наружу и увидел его спящим у кострища, а перед входом в шалаш, на том месте, где оставался свободный промежуток, уже были вкопаны два кола,