нашим просьбам, не выдаешь наших узников ни за выкуп, ни на обмен, чтобы мы не узнали вести ни о тебе, ни о твоем государстве. Но если между нами, Бог даст, будет заключено соглашение, то мы их отпустим со всем имуществом без всякого ущерба; а подробнее мы пишем тебе в особой грамоте. Что же касается того, чтобы отослать твоего дворянина Криштофа Держка без задержки к объявленному тобой сроку, как ты нашим послам заявил, то мы отпустили его, как только успели. Но этот твой дворянин, Криштоф Держко, приехал к нам за тринадцать дней до истечения срока и поспеть к этому сроку не мог, а даже если бы мы его и скорее отпустили и если бы он даже поспел к этому сроку, то все равно мы бы тебя этим не ублаготворили и не отвлекли от кровопролития; поспеет гонец или не поспеет, мир или не мир, а кровопролитие все равно будет! А предки твои в таких случаях ожидали у себя в столице, а не в военном стане, не на пограничных местах. Мы же отпустили его к тебе, как только стало возможно. А что просишь оплатить военные сборы, это ты взял из басурманского обычая: такие требования выставляют татары, а в христианских государствах не ведется, чтобы государь государю платил дань; этого у христиан не ведется, это ведется у басурман, а в христианских государствах нигде этого не сыщешь, чтобы друг другу давали дань; да и басурмане друг у друга дань не берут, только с христиан берут дань. А ты называешься христианским государем; чего же ты просишь с христиан дань по басурманскому обычаю? И за что нам тебе дань давать? С нами же ты воевал, столько народу в плен забрал и с нас же убытки взымаешь. Кто тебя заставлял воевать? Мы тебе о том не били челом, чтобы ты сделал милость, воевал! Взыскивай с того, кто тебя заставил с нами воевать; а нам тебе не за что платить. Следовало бы скорее тебе оплатить нам убытки за то, что ты, беспричинно напав, завоевывал нашу землю, да и людей следовало бы даром вернуть. Да и это по-христиански ли у тебя делается, что когда наши послы, посланники и гонцы на основании твоих охранных грамот отсылают к нам людей и подводы, то твои пограничные жители, оршане и дубровляне и из других многих городов, этих наших людей и их проводников, которых отсылают наши послы и гонцы, грабят и обыскивают по военному обычаю, а лошадей у них отнимают? Да что много писать, если ты стремишься к кровопролитию, отвергая христианское благочестие, и настолько охвачен безудержной гордыней, что словно хочешь все вокруг проглотить, и хвалишься, как Амалик и Сенахерим или воевода Сарвар при Хозрое
[35], который, похваляясь царствующий город взять, говорил: «Не надейтесь на Бога, в которого верите, завтра город ваш, как птицу, возьму моей рукой!» Мы же ищем себе помощи у Всевышнего и уповаем на силу животворящего креста, и ты вспомни-ка Максентия в Риме, погибшего силою чтимого и животворящего креста; также и все гордящиеся и возвышающиеся никогда не избегнут гибели <…>. И если уж так будет, что без конца кровопролитие, а мира нет, то ты бы наших послов к нам отпустил, а за пролитие православной христианской крови нас с тобой Бог рассудит.
Если же захочешь воздержаться от пролития неповинной христианской крови, то и мы с тобой хотим заключить перемирие и вечный мир. А на тех условиях вечного мира или перемирия, которые мы предлагали со своими послами, со своим дворянином и наместником муромским Остафием Михайловичем Пушкиным с товарищами, ты с нами помириться не захотел, а теперь и мы не хотим заключать с тобою перемирие и вечный мир на тех условиях, которые передавали со своими послами, стольником и наместником нижегородским князем Иваном Васильевичем Сицким-Ярославским с товарищами, и со своими нынешними послами, с дворянином и наместником муромским Остафием Михайловичем Пушкиным с товарищами. А хотим заключить перемирие и вечный мир на условиях, о которых теперь сообщили своим послам, послав к ним грамоту с окончательными указаниями, как можно заключить соглашение между нами. Ты писал, чтобы мы послали своим послам грамоту с полномочиями, как нам заключить между собой соглашение, чтобы, удостоверившись в этом, ты мог согласиться на мир и чтобы все это было записано в полномочной грамоте, на основании которой наши послы могли вести эти дела и заключить христианский мир, – мы и послали своим послам эту полномочную грамоту со своей печатью.
Больше ни на какие условия перемирия мы не согласны; мы готовы заключить с тобою перемирие только на тех условиях, о которых теперь написали, и иные дела изложили и послали наказ своим послам, чтобы они тебе сказали[36]. И если ты хочешь с нами соглашения, договора или перемирия, то согласись на условия, переданные нашим послам дворянину и наместнику муромскому Остафию Михайловичу Пушкину с товарищами. Если же не хочешь соглашения, а желаешь пролития христианской крови, то отпусти к нам наших послов и пусть с этого времени между нами в течение сорока – пятидесяти лет не будет ни послов, ни гонцов. А когда ты послов наших отпустишь, то прикажи проводить их до границы, чтобы их твои пограничные негодяи не убили и не ограбили; а если им будет причинен какой-нибудь ущерб, то вина ляжет на тебя. Мы ведь советуем добро и для себя и для тебя, ты же несговорчив, как онагр-конь, и стремишься к битве; Бог в помощь! Мы же во всем возложили надежду на Бога – если Он захочет, то облагодетельствует нас силою своего животворящего креста. Уповая на Его силу и вооружившись крестоносным оружием, ополчаемся силой креста против своих врагов.
Грамоту эту мы запечатали своей большой печатью, чтобы ты знал, какое государство поручил нам Бог. Писана в Москве, в нашем царском дворце, в семь тысяч восемьдесят девятом (1581) году, июня в двадцать девятый день, индикта девятого, на сорок шестом году нашего правления, на тридцать четвертый год нашего Российского царства, двадцать восьмом – Казанского, двадцать седьмом – Астраханского.
Комментарии
[1] Гонец Криштоф Держко (Дзержек) был отправлен русскими послами Остафием (Евстафием) Пушкиным и другими, находившимися в лагере Стефана Батория с 1580 г., дипломатами для того, чтобы срочно передать Ивану IV требования польского короля.
[2] В оригинале: «по Божию изволенью, а не по многомятежному человечества хотѣнию». Этот характерный для посланий Грозного выпад против польского короля был выражен в