Для наилучшей демонстрации невинной нежности Яков Дмитриевич, подняв своего старого слугу, трижды его обнял и облобызал, будто на дворе было пасхальное утро.

"А Доминика, что же ей подарить? – поворачиваясь к ней, продолжил он. – Как насчёт жёлтого шёлкового сарафана с золотыми серьгами и ожерельем в тон? Настоящее золото, а?"

"Благодетель, Батюшка родимый, – настала её очередь упасть ничком, прижавшись лбом к земле и обхватив руками его ноги. – Как мы можем отблагодарить Вас за всю Вашу милость, наш Заступник?"

Сатрап аккуратно помог ей подняться, позволив своей руке на мгновение задержаться на её нежной, гибкой талии. Затем кончиками пальцев приподнял её подбородок с ямочкой и сочно поцеловал в губы. Словно окаменев, Аким уставился на них в безмолвном ужасе. Однако, должно быть, глаза его выдали, так как Яков Дмитриевич, внезапно нахмурившись, отвернулся и отрывисто кинул: "Теперь вы можете идти, а я уж прослежу, чтобы вы получили подарки. Ступайте, я устал. Довольно!"

Стоило им уйти, как Марфа Степановна, заворожённо наблюдавшая за этой сценой, глубоко вздохнула, покачала головой и, собрав вязанье, направилась к своему маленькому белому домишке в парке. Ибо она тоже, как и Аким, знала подноготную этого Сатрапа и понимала, что она больше не нужна, что её краткое правление завершилось.

"Мудрая старуха", – одобрительно пробормотал князь Яков, надумав и ей преподнести достойный подарок. Подарки являлись таким благословением, думал он, ведь они неизменно сглаживали ситуацию и, подобно золотым булыжникам, вымащивали ему дорогу в рай.

* * *

Бежали дни, но Доминики нигде не было видно. Аким запер её в своей каморке над конюшней и запретил даже выглядывать в окна.

"Ты только моя, и я не хочу, чтобы кто-то ещё на тебя пялился", – заявил он, лишь только они вернулись из Большого дома. И остался очень доволен, когда Доминика послушно сказала: "Хорошо, Аким Петрович, как прикажете, вы здесь хозяин". После этого она принесла деревянную рамку для своей работы и стала вышивать рушник, который намеревалась подарить церкви.

Тем временем Яков Дмитриевич, словно влюблённый юнец, самым недостойным образом шлялся по лесам и полям, надеясь хоть где-нибудь увидеть мельком Доминику. Однако тщетно. Нигде ни единого следа её присутствия, ни даже трепета вдали её подола. В итоге, не выдержав, он спросил Акима, где тот прятал свою благоверную.

"Дома, где и должна сидеть любая хорошая жена, Ваше Сиятельство", – прозвучал краткий ответ. И тут же Аким сменил тему, перейдя к рассказу о необычной болезни, поразившей несколько лошадей. Неожиданно, в течение одной ночи, две лучшие кобылы пали, а четверо молодых жеребят занедужили. Яков Дмитриевич внимательно слушал, поглаживая свою бороду, как делал всегда, погрузившись в глубокие думы. Потом вдруг улыбнулся ("Как старый кот", – подумал Аким, с тревогой глядя на него, так как радоваться, по сути, было нечему) и несколько раз кивнул головой, будто был очень собой доволен.

"Дружок, – наконец промолвил он мягким, убедительным тоном, заставившим Акима вздрогнуть, поскольку тот хорошо знал, что сие предвещало некую проделку, – меня только что осенила идея, поистине счастливая мысль, которая тебя сильно порадует. Не перебивай меня, и я поведаю тебе, что придумал".

Аким сцепил на животе кисти рук, выжидательно выставив вверх один большой палец.

"Ты, кто так искренне любит наших лошадей, – продолжил Сатрап, – и должен стать их спасителем от сей таинственной и внезапной напасти, что может оказаться для всех них гибельной. Помнишь Захара-Знахаря, ветеринара, который принадлежит графу Василию Ивановичу, обитающему в соседней тульской губернии?"

Аким кивнул, и Сатрап сделал паузу, чтоб перевести дух.

"Так вот! У него большой опыт, и он спас множество животных, когда все остальные знающие люди считали их обречёнными. Помнишь те дни свиной холеры, когда хрюшки дохли как мухи? Спас он или не спас многих из них?"

"Помню! Спас", – пробормотал Аким, угрюмо ответив на оба вопроса и нервно гадая, к чему тот клонил.

"А когда большая часть коров отделилась от стада и забрела на поле с молодым овсом, сжевав там его так много, что они стали надуваться, как воздушные шары, наполненные газом? Ты помнишь, как Захар-Знахарь проколол им желудки, дабы выпустить газ, прежде чем они лопнут?"

Аким вновь кивнул, выставив вверх второй большой палец.

"Да ведь он спас тогда почти сотню коров – половину нашего стада. Жаль, что затем ему пришлось вернуться к своему хозяину так далеко от нас! Жаль, что я не смог его купить. Но нет, старый граф отказался от моего предложения. 'Я буду рад одолжить его тебе, когда он тебе понадобится, – собственноручно написал мне он, – но продавать его – никогда, ни за что на свете! Я бы скорее продал одного из своих никчёмных сыновей …' Только представь!

Что ж, Акимушка, я желаю, чтобы ты немедленно поехал за Захаром-Знахарем. Поспеши же, лети так быстро, как только способен