— Постой, постой! — вдруг перебила Лена. — Ты же продал ее этому… «Никакому»!
— Совершенно верно. Продал. Между прочим, теперь я знаю, почему он так охотился за скрипкой — его главный шеф, видишь ли, коллекционер. Собирает инструменты кремонских мастеров.
— Не понимаю… Так что же, ты не отдал ему скрипку?
— Отдал — как не отдать. И как стало мне известно, там у коллекционера произошел страшнейший скандал, когда он получил свою желанную. Не сдобровать бы «Никакому», если б он не был под надежной охраной.
— Ты, значит, — тихо догадалась Лена, — подменил скрипку?
— Похоже на то.
— Но послушай… это как-то не этично…
— Ах так! А вывозить нелегально из страны национальное достояние, запрещенное к вывозу законом, — этично? За что господа боролись — на то и напоролись!
— Я не о том. Я о деньгах — ты же, выходит, дважды получил за скрипку деньги. Причем один раз — как за Страдивари.
Павлик посмотрел на Лену иронически и одновременно грустно-грустно:
— Как все-таки хорошо ты меня понимаешь. А то, что «никаковские» денежки я способен сдать в казну — это тебе в голову не пришло? Кстати, к твоему сведению, согласно уголовному праву, суммы, полученные при преступных сделках, подлежат конфискации. Ясно?
— Ну ладно, ладно, — сказала Лена, и в тоне ее прозвучала растерянность и даже тоска. Но тут же она не удержалась: — Но как же это удалось — подменить скрипку? Не иголка ведь!
— Боже мой, — с почти естественной досадой произнес Павлик, — что за ужасная штука — женская страсть к подробностям!
Лена не нашлась что ответить, помолчала, а потом воскликнула, вложив в это восклицание всю свою веру и надежду, что дело еще можно поправить:
— Как хорошо, что все — позади!
— Да, — тихо и очень серьезно отозвался Павлик. — Все позади. И ничего я с собой, наверно, поделать не смогу. Разбитую чашку без трещины не склеишь, даже если мастерская перешла на передовой метод «работы без квитанций, на доверии». А зачем она нужна, чашка с трещиной? Кому?
— Мне, — храбро отвечала Лена. — Нам. Это же очень ценная чашка.
Павлик жестко пожал плечами.
