люд всегда недолюбливал супруга твоего. На бояр я рассчитывал, но и они после измены епископа больше к переговорам склоняются. Вели послать бирючей[8] ко Всеволодовичам.
– Без сечи я Чернигов не отдам! – гневно воскликнула княгиня и в исступлении ударила посохом о дубовый пол.
И всё же пришлось гордой Манефе уступить черниговское княжение своему племяннику Святославу Всеволодовичу. Не поднялась у Олега рука на двоюродных братьев своих.
Тринадцатилетний Игорь присутствовал при том, как восседавший на троне его покойного отца князь Святослав в присутствии Манефы и бояр черниговских вручал города и волости своим доверенным людям. При этом не обделил он и Олега, переведя его из небольшого Курска в Новгород-Северский, второй по величине после Чернигова город в здешних землях.
Поздней осенью из Чернигова двинулся целый караван из возов, сопровождаемый конными дружинниками. Это княгиня Манефа со всей своей челядью и сыновьями ехала обживать новую Олегову вотчину, расположенную выше по реке Десне. Каким близким казался из Чернигова властолюбивой Манефе стольный Киев-град! И каким далёким показался ей Киев из затерянного в лесах Новгорода-Северского!
– Не захотел руки кровью пачкать, вот и сиди теперь в глуши, недоумок! – ругала Манефа пасынка. – Слушай стук дятлов, коль меня в своё время не послушал. А на столе отца твоего твой двоюродный брат сидит да посмеивается!
Олег отмалчивался, но было видно, что слова мачехи задевают его за живое.
Игорю понравилось на новом месте.
Хоть терем княжеский в Новгороде-Северском был не каменный, как в Чернигове, а деревянный, зато терем этот возвышался на высоченной горе, как и весь детинец[9]. Сложенные из дубовых брёвен стены и башни детинца потемнели от времени, местами покрылись мхом, но выглядели внушительно и неприступно. Внизу, под обрывом несла свои воды широкая привольная Десна.
Город подковой охватывал княжеский детинец, утопая в яблоневых садах.
Городские кварталы также были обнесены валами и стенами. С западной стороны валы возвышались над речкой Деснянкой, впадающей в Десну. С востока крутизна валов дополнялась высоким берегом Десны, болотистая пойма которой затрудняла подходы к городу с этой стороны. С юга открывалась обширная равнина, там для защиты города был вырыт глубокий ров, по дну которого бежал ручей, приток Деснянки.
В Новгороде-Северском не было ни одного каменного храма.
Поэтому Олег первым делом заложил каменную церковь близ восточного склона детинца, посвятив её святому Михаилу, имя которого он получил при крещении[10].
Наступившая зима задержала строительство, но едва сошёл снег и зацвела верба, работы вновь продолжились.
Олег сам наблюдал за всем, вникая в любые мелочи и подолгу беседуя с главным зодчим Путятой. Ему хотелось, чтобы храм превзошёл красотой Спасский собор в Чернигове. Или, во всяком случае, получился нисколько не хуже.
Путята, понимавший, чего добивается молодой князь, как-то сказал ему:
– Стены и купола я возведу не хуже, чем у черниговского Спаса, княже. Однако внутренним убранством твой храм всё же уступит тамошнему, ибо нету у нас в Новгороде таких богомазов[11] и левкасчиков[12], каковые имеются в Киеве и Чернигове.
– Стало быть, друг Путята, придётся тебе поехать за ними в Киев, – сказал Олег.
Честолюбивое стремление Олега понравилось Манефе, которая видела, что возводимая Олегом церковь на удивление красива. На её белые стены с узкими окнами и неглубокими нишами, на строящиеся купола приходило поглядеть множество народа со всей округи. Церковь была ещё не готова, а горожане уже гордились ею. И даже переименовали ближайшую к ней улицу в Михайловскую.
В помощь зодчему Путяте Манефа дала своего верного боярина Георгия, сказав при этом Олегу:
– Где твой зодчий не справится словом, там подсобит ему мой боярин золотой мошной.
Отбыли Путята и Георгий в Киев и задержались там на целый месяц.
Долгие ожидания Олега и Манефы окупились сторицей: славных мастеров-богомазов сыскали в Киеве Георгий и Путята. Вдобавок купили они две большие иконы с ликом Богородицы и святого Михаила Архангела. Привезли кучу новостей для любопытной Олеговой мачехи, а для её старшего сыночка – весточку от Вышеслава.
Георгий сам подозвал к себе Игоря и протянул ему соболью шапку с хитрой улыбкой:
– Подарок тебе, княжич. Токмо перед тем, как примерить обновку, загляни внутрь.
Игорь заглянул в шапку и увидел скатанный в трубочку лоскуток бересты.
– Записка? – удивился княжич. – От кого?
– А ты прочти, – всё так же улыбаясь, сказал Георгий.
Игорь развернул бересту и узнал почерк Вышеслава.
«Есть лишь одно благо – знание, есть лишь одно зло – невежество!» – было в записке. И подпись: «Вышеслав, сын Бренкович».
Игорь улыбнулся: не забыл его Вышеслав!
– Как он там, в Киеве?
– Живёт дружок твой на подворье Андреевского монастыря, – рассказывал сивоусый Георгий. – Живёт – не тужит! В любимцах ходит у тамошнего игумена. По-гречески молвит Вышеслав, как по-русски, знает и латынь, и немецкий. Толстенные книги читает и молитвы наизусть заучивает. Тоскует по дому, конечно, но возвращаться покуда не собирается.
– Вышеслав всегда до знаний жаден был, – промолвил со вздохом воевода Бренк, который тоже пришёл в княжеский терем узнать о своём сыне.
– Вот выучится сын твой, примет схиму[13], и поставим мы его настоятелем нашего Михайловского храма, – радостно заявил Бренку Георгий.
– Я запретил ему рясу надевать, – хмуро признался воевода, – чернецов у нас в роду нет и не надо!
– Верно молвишь, Бренк, – вставила Манефа. – Сыну твоему впору думным боярином быть при сыне моём Игоре, когда он князем станет. Ибо сильной руке светлая голова нужна.
Молвила такое княгиня потому, что Игорь уже в четырнадцать лет отличался большой телесной крепостью и силой рук. Как погребли отца его, так и забросил Игорь ученье книжное и всерьёз взялся за другую науку – воинскую. Наставниками его были Олеговы дружинники и тот же Бренк.
Десятилетний Всеволод не отставал от старшего брата, с коня не слезал и с луком не расставался, благо инок Варсонофий не последовал за своими воспитанниками, решил доживать свой век в Чернигове…
Однажды к Олегу прибыли послы от мазовецкого князя Жигмонда. Сватали за Игоря младшую дочь своего властелина. У черниговских Ольговичей были давние связи с польскими и мазовецкими князьями. Однако на этот раз Олег отказал мазовшанам, известив послов, что Игорь уже помолвлен с дочерью галицкого князя Ярослава Осмомысла.
Для Игоря это оказалось открытием.
При первом же удобном случае Игорь пожелал узнать у Олега, когда это покойный отец успел сосватать за него Осмомыслову дочку.
– Как помер в Киеве Юрий Долгорукий, давний его друг и союзник, так отец наш и пошёл на сближение с Галицким Ярославом, –