— Земля вращается, и она также летит. Она совершает полный оборот вокруг солнца за год. Как мяч для крикета, она может вращаться, летя по воздуху. И Земля — одна из семи планет, которые делают то же самое. Все довольно сложно, не так ли?

Раздались смешки и бормотание согласия. «Роджер хорош в этом деле, — подумал Спейд, — он преподносит все так, будто это обыденные, всем понятные вещи».

— Поэтому я сделал модель, чтобы показать, как планеты вращаются вокруг солнца.

Люди подались вперед, когда он открыл ящик на столе и достал устройство, похожее на стопку маленьких металлических дисков. Из центра стопки торчал штырь с желтым шариком на конце.

— Это называется планетарий, — сказал Роджер. — Желтый шарик — это солнце.

Спейд был доволен. Все шло хорошо. Он поймал взгляд Сэл и увидел, что она сияет от удовольствия.

К каждому диску в стопке была прикреплена Г-образная штанга с маленьким шариком на конце.

— Маленькие шарики — это планеты, — сказал Роджер. — Но в этой модели есть одна ошибка. Кто-нибудь знает, какая?

На несколько мгновений воцарилась тишина, затем Элси сказала:

— Она слишком маленькая.

Раздался ропот неодобрения из-за того, что заговорила женщина, но Роджер громко сказал:

— Верно!

Элси не училась в гимназии, девочек туда не пускали, но Спейд вспомнил, что у нее какое-то время был наставник.

— Если бы эта модель была в масштабе, — сказал Роджер, — Земля была бы меньше слезинки и находилась бы в десяти ярдах отсюда, на другом конце комнаты. В действительности солнце находится в девяноста трех миллионах миль от Кингсбриджа.

На это немыслимо большое расстояние они отреагировали возгласами изумления.

— И все они движутся, как мы сейчас увидим. — Он оглядел публику. — Кто здесь самый младший?

Тут же тоненький голосок произнес:

— Я, я.

Спейд посмотрел через комнату и увидел вставшего рыжеволосого мальчика: сына Сэл, Кита. Ему было лет девять, предположил Спейд. Люди засмеялись его рвению, но Кит не видел ничего смешного. Он был довольно серьезным ребенком.

— Выходи вперед, — сказал Роджер. Он повернулся к публике. — Это Кит Клитроу, родом из Бэдфорда, как и я.

Кит подошел к столу, и ему похлопали.

— Просто возьмись за эту ручку, осторожно, — сказал Роджер. — Вот так. А теперь медленно вращай.

Планеты начали двигаться вокруг солнца.

Кит с восхищением наблюдал за результатом своего вращения.

— Планеты все движутся с разной скоростью! — сказал он.

— Верно, — ответил Роджер.

Кит присмотрелся.

— Это потому, что вы поставили шестеренки. Это как часовой механизм, — восхищенно произнес он.

Спейд догадывался, что в модели Роджера использованы шестеренки, но он был удивлен и впечатлен тем, что девятилетний мальчик это понял. Все фабричные, конечно, работали с машинами, но не все понимали, как они устроены.

Роджер отправил Кита на его место, сказав:

— Через несколько минут все желающие смогут попробовать покрутить механизм.

Продолжая лекцию, он назвал планеты и их расстояния от солнца. Он указал на луну, прикрепленную короткой штангой к земле, затем объяснил, что у некоторых других планет есть одна или несколько лун. Он показал, как наклон земной оси создает разницу между летом и зимой. Публика слушала, затаив дыхание.

В конце ему восторженно зааплодировали, затем люди столпились у стола, горя желанием попробовать заставить планеты вращаться вокруг солнца.

В конце концов публика разошлась. Роджер убрал свой планетарий обратно в ящик и ушел с Эймосом Барроуфилдом. Когда остались только члены комитета, они сдвинули несколько скамеек в круг и сели.

Настроение было триумфальным.

— Поздравляю вас всех, — сказал каноник Мидуинтер. — Вы сделали это — я вам был не нужен.

Джардж был недоволен.

— Это не то, чего я хотел! — сказал он. — Солнечная система — это все очень хорошо, но нам нужно знать больше о том, как изменить положение вещей, чтобы наши дети не голодали.

— Джардж прав, — сказала Сэл. — Это было хорошее начало, и оно придало нам респектабельности, но это не помогает, когда цены на еду заоблачные, а люди не могут найти работу.

Спейд согласился с ними обоими.

— Может, нам стоит обсудить «Права человека», книгу Томаса Пейна, — сказал печатник Джеремайя Хискок.

— Я полагаю, в ней говорится, что революция оправдана, когда правительство не в состоянии защитить права народа, и, следовательно, Французская революция была благом, — мягко заметил Мидуинтер.

— Из-за этого у нас будут неприятности, — сказал Сайм Джексон.

Спейд читал «Права человека» и был ярым приверженцем идей Тома Пейна, но понимал резон в опасениях, высказанных Мидуинтером и Джексоном.

— У меня есть идея получше, — сказал он. — Возьмем книгу, которая критикует Пейна.

— Зачем? — возразил Джардж.

— Взять, к примеру, «Доводы в пользу довольства: обращение к трудящейся части британского общества» архидьякона Пейли.

Джардж был возмущен.

— Мы не хотим продвигать подобные вещи! О чем ты думаешь?

— Успокойся, Джардж, и я скажу тебе, о чем я думаю. Выберем мы Пейна или Пейли, тема одна и та же — реформа британского правительства, так что у нас будет та же самая дискуссия. Но для посторонних это будет выглядеть по-другому. И как они могут возражать против того, что мы обсуждаем книгу, адресованную нам и призывающую нас довольствоваться своей участью?

Джардж выглядел сердитым, затем растерянным, потом задумчивым, и наконец он улыбнулся и сказал:

— Черт побери, Спейд, а ты хитрец.

— Я приму это за комплимент, — сказал Спейд, и остальные усмехнулись.

— Очень хороший план, Спейд, — сказал Мидуинтер. — Группа может обнаружить, что аргументы архидьякона Пейли разочаровывающе слабы, конечно, но это никак нельзя будет истолковать как государственную измену.

— Есть брошюра под названием «Ответ архидьякону Пейли», изданная Лондонским корреспондентским обществом, — сказал Джеремайя. — Я знаю, потому что мой брат ее для них печатал. У меня даже есть экземпляр дома. Я мог бы напечатать стопку.

— Это было бы очень полезно, — сказала Сэл, — но помни, что это для людей, которые, возможно, не умеют читать. Я думаю, нам нужен лектор, чтобы ввести в тему.

— Я знаю одного человека, — сказал Мидуинтер. — Священник, который преподает в Оксфорде, Бартоломью Смолл, своего рода вольнодумец среди профессоров. Он не революционер, но сочувствует идеям Пейна.

— Идеально, — сказал Спейд. — Пожалуйста, попросите его, каноник. — Он повернулся ко всей группе. — Нам нужно держать это в секрете как можно дольше и объявить в последнюю минуту. Поверьте мне, в этом городе полно людей, которые хотят держать рабочих в невежестве. Если мы разгласим новость слишком рано, мы дадим нашим врагам время организоваться. Секретность — вот наш девиз.

Все согласились.

13

В детстве, когда он рос в Лондоне, Хорнбим до смерти боялся судей и наказаний, которые они могли назначить. Теперь он сам был одним из них, и ему нечего было бояться. И все же где-то в глубине его сознания оставалась слабая дрожь, призрак воспоминания, от которого ему на мгновение становилось холодно, когда на Михайлов день клерк объявлял открытие выездной сессии суда и начинались процессы. Ему приходилось дотрагиваться до своего парика, чтобы напомнить себе, что теперь он один из господ.

Зал совета в Ратуше также использовался как зал суда для выездных сессий и ассизов. Хорнбиму нравилось величие старого зала. Лакированные панели и древние балки подтверждали его высокий статус. Но когда он был полон кингсбриджских правонарушителей и их плачущих семей, ему хотелось лучшей вентиляции. Он ненавидел запах бедняков.

С помощью клерка, имевшего юридическое образование, судьи рассматривали дела о кражах, нападениях и изнасилованиях перед присяжными из числа кингсбриджских собственников. Они судили все преступления, кроме тех, что карались смертной казнью, поскольку для них приходилось созывать большое жюри, чтобы решить, передавать ли дело в ассизы, суд высшей инстанции.