придется помочь «Тринидаду». Франсиско просил конопатчиков и плотников.
– Ты дал ему?
– Пока нет.
– Подожди, не торопись, – велел капитан.
* * *
Разложив на корме флагмана тряпки, щетки, золу, соду ведра с водой, прочий инструмент, матросы под присмотром Альбо чистили фонари: промывали содой стекла, натирали золой бронзу, чистили позолоту сухими тряпками, ими же очищали окошечки от разводов, остатков грязи. Копоть удаляли ветошью, шарниры смазывали маслом.
В три-четыре локтя величиною, с ребристыми стеклянными пластинами в медной оправе, с литыми бронзовыми украшениями, дверками на замочках, золочеными подставками, крышками-куполами со звездочками на вершинах, фонари напоминали сказочные замки. Маленький Хуан часами просиживал в вечерней мгле рядом с ними, зачарованно смотрел на мерцающие огоньки, отражавшиеся в граненых стеклах, слушал сказки Ганса Варга о северных гномах и бесстрашных рыцарях.
На корме адмиральского судна полагалось иметь три фонаря: один главный на металлическом крюке выдавался над флагштоком, два располагались по бокам на ограждении. Четвертый крепился на марсе, тоже являлся символом власти. Кроме них имелись светильники меньше и проще, в зависимости от назначения. Для работы канониров в пороховых отсеках изготавливались с герметическими стеклами, чтобы огонь ненароком не взорвал корабль.
Полуденное солнце радугой преломлялось в стеклах, зажигало красную медь, отражалось в позолоте. В дверцах, как в зеркале, зеленел берег, мутнело голубое небо, двигались обнаженные до пояса фигурки людей. Неровная поверхность искажала тела и жесты. Люди полнели, становились коротышками, сохли, несли на тоненьких ножках уродливые головы. Казалось, домики были населены причудливыми человечками, обладавшими способностью изменяться в зависимости от характера работы.
– Зачем мы кормим туземцев? – возмущается черноволосый итальянец. – От них мало пользы, они не умеют работать, воруют, норовят сбежать с кораблей.
– Продадим рабов на соседнем острове и наловим молодых, – решил Санчо, взгромоздившийся на поручни и старательно натиравший стекла.
– Касики не купят мавров, – заявил Хинес, потемневший от загара не хуже аборигенов.
– Почему? – спросил Ганс, промывая в ведре руки от золы.
– Не захотят поссориться с Сирипадой.
– Может, затем и выкупят, чтобы передать ему? – предположил Леон.
– Нашел добродетелей! Дикари скорее съедят пленных, чем отпустят на свободу.
– Тогда не будем продавать, – передумал Санчо. – Мне жаль мавров.
– Правильно, – одобрил кормчий. – Кто пойдет вместо тебя в лес за деревом?
– Так ведь босяком… – оправдывался солдат.
– Ясное дело – не в сапогах! – улыбнулся Альбо.
– Они привыкли к колючкам, – Хинес заступился за товарища.
– Вот я и спрашиваю: кто понесет бревно?
– Мавры, – пробасил канонир.
– А вы собрались продать их, – закончил штурман.
– Проку от них мало, – спорил итальянец.
– Они качают воду из трюма?
– Да.
– Скребут под пайолами грязь?
– Скребут.
– Разве они мало трудятся?
– Могли бы больше, – упрямо промолвил Леон.
– Если бы мавров хорошо кормили, они бы лучше работали.
– Чего вы спорите? – вмешался Ганс. – Капитан сам решит, как с ними поступить. В прошлый раз он забрал себе деньги за заложников, ни с кем не поделился. Даже Панкальдо, захвативший в плен сына властителя Лусона, остался с носом.
– Говори тише, – посоветовал Хинес. – Жуан услышит через окно. Забыл, как вчера он выдрал Фернандеса?
– Чего я сказал особенного? За что меня наказывать? Это знает вся эскадра.
– Не надо обсуждать поступки капитана, – одернул канонира Альбо. – Поторопитесь закончить работу до обеда!
– Я знаю, кто наушничает Карвальо, – сообщил вполголоса Хинес.
– Кто? – насторожились товарищи.
– Родригес повадился по ночам ходить в каюту. Он ему за это бабу дает.
– Ха-ха-ха! – засмеялись моряки.
– Бу-бу… – пробубнил глухонемой матрос, догадавшись, что друзья говорили о нем.
– Бу-бу, – передразнил канонир. – Три до блеска!
– Бу-бу… – ухмылялся Глухой.
– Знаем, что не ты, – «перевел» Ганс, давясь от смеха.
– А-а! – раздался с палубы вопль юнги.
Моряки бросили тряпки, побежали к лестнице, спрыгнули вниз и увидели у грот-мачты Карвальо, бившего кулаками Педро.
– За что, сеньор капитан? – лепетал парень, прикрывавший голову руками.
– Щенок! Дрянь ползучая! – плевал слюною Жуан. – Я научу тебя работать!
– Я не буду спать, я сделаю все, что вы прикажите! – взмолился юнга.
Карвальо схватил его за рубашку и не отпускал. Матросы окружили капитана, но боялись вмешиваться.
– Бу-бу… – угрожающе послышалось позади. Глухой схватил командира за руку.
– Как ты посмел? – опешил Карвальо.
Педро мгновенно спрятался за спину покровителя.
– Бу-бу… – тяжело выдохнул матрос, свирепо глядя сверху вниз на Жуана.
– Да я тебя… – прошипел капитан, намереваясь ударить защитника, но глухонемой крепко держал его за руку.
– Отпусти! – приказал Карвальо, отталкивая друга юнги.
Родригес разжал пальцы, но остался на месте. Тычки низкорослого, тщедушного Жуана не сдвинули его в сторону.
– Пошел прочь, немой! – закричал Карвальо. – А не то я прикажу растянуть тебя на досках!
– Он не понимает вас, – заступился за приятеля канонир.
– Не понимает? – разъярился Жуан. – Поймет! – и ударил матроса по лицу.
– Бу-бу, – как в трубу бухнул Родригес.
– Прекрати, Жуан! – выступил вперед кормчий.
– И ты тут! – Карвальо надвинулся на Альбо. – Я заставлю вас выполнять приказания! Это ты распустил команду!
Он чуть не ударил пилота, но глухонемой положил руку на плечо португальца.
– Сеньор капитан, не бейте офицера! – твердо промолвил Ганс, вставая рядом с матросом.
– Вздумали бунтовать? – зло обрадовался Жуан. – Я закую вас в кандалы!
– Смилуйтесь, сеньор капитан! – заголосил Педро.
– Эй, стража! – воскликнул Карвальо подходившим на шум морякам. – Арестуйте их! В трюм! К крысам!
Солдаты не спешили выполнить приказ.
– Успокойся, Жуан! – попросил кормчий, ощутивший поддержку команды. – Я разберусь с юнгой и накажу Родригеса.
– Пусть только тронет его… – раздалось из толпы.
– Хватит мордобоя! Мы не твои рабы!
– Воюй с девками в каюте!
– Это бунт на военном корабле! – топнул с досады ногою Карвальо.
– У нас гарем, а не корабль, – хихикнули в толпе.
– Что? – растерялся Жуан. – Как вы смеете перечить мне?
Он надвинулся на моряков, и они отступили.
– Надо было выбрать Альбо, а не этого… – послышалось в тишине.
Карвальо резко повернулся назад, заметил стражника.
– Санчо, – позвал он, – запри Глухого в каморке! А вы, – презрительно посмотрел на моряков, – расходитесь по местам!
– Я пойду чистить фонари, – сказал солдат товарищам, опустил голову и начал разглядывать свои босые ноги.
– Отведи Родригеса! – велел Альбо. – Там с ним ничего не случится.
– Если вы требуете, – воспрянул духом Санчо, – тогда другое дело…
– Много болтаешь! – прикрикнул на него взбешенный капитан. Солдат подошел к матросу, взял за локоть.
– Пойдем, друг, – позвал за собой.
Глухой поглядел на него, потом на канонира, как бы спрашивая, чего от него хотят, и, получив согласие немца, тронулся за стражником.
Палуба опустела. Переговариваясь и ругая командира, люди разошлись по делам. У грот-мачты на солнцепеке остались офицеры. В небе над реями проносились птицы. На «Виктории» пели моряки. Переборы струн звенели над гаванью, звали