Ручейком текли разговоры о доме, о жизни на родине, вспоминали прошедший день. Привычные к работе руки плели корзины из прутьев, делали из камышей коврики для кубрика. Толстыми суровыми нитками зашивали куртки. Надевали на голову специальный медный таз, подстригали ножницами торчащие из-под него волосы. Подравнивали усы, чтобы не мокли в супе, не мешали есть. Но упаси Боже прикоснуться к бороде! Ее нельзя трогать до возвращения в Испанию. Иначе жди неприятностей, прощайся с женой.

Это суеверие существовало вплоть до XX столетия. Часто мыть лицо не полагалось. Сальная кожа меньше обветривалась, лучше переносила раздражения от соленой воды. Это объяснялось и постоянным дефицитом пресной воды. Зачем лишний раз плескаться в морской, разъедавшей кожу до гноившихся язв?

– Расскажи нам, Санчо, как ты воевал с великанами!  – просят товарищи.

Обласканный вниманием, Наварре вспоминает обросшую домыслами легенду об индейцах с красными от крови лицами и огромными мохнатыми ногами.

– Мне на «Виктории» говорили о морском змее,  – вступает Окасио, когда умолкает упоенный подвигом солдат.  – Они вырастают в океане такими огромными, что сжимают кольцами корабли и пожирают людей.

Кто-нибудь подхватывает, будто слышал нечто подобное или даже видел. Змей обретает чешую, ядовитые зубы, двойной хвост.

– Мальстрем – гигантский водоворот в океане,  – поучает Маэстро Педро,  – засасывающий целые флотилии под воду. Лишь одно спасет моряка от неминуемой смерти – если успеет пятьдесят раз прочитать «Отче наш».

– Магнитные горы страшнее водоворотов!  – дополняет Бартоломео.  – Они притягивают железные вещи с корабля. Гвозди выскакивают из досок, корабль рассыпается…

Дни летели быстро, чайкой кружились над водой, с утра до вечера, от солнца до луны. Сидеть бы на реке до весны, поджидать тепло и флотилию, да надо идти дальше. Приказ гласит: «Плыть на юг, пока не обнаружите пролив или не упретесь во льды!» На это дано два месяца.

После указанного срока адмирал обещал предпринять поиски пропавшего корабля силами двух каравелл, к тому сроку подготовленных для похода. Прочие корабли должны были килевать в Сан-Хулиане на стапеле.

* * *

С полным трюмом продовольствия «Сант-Яго» готовился покинуть реку Святого Креста. Стояла переменная погода с враждебными друг другу ветрами, рвавшими каравеллу то с кормы, то с носа. Облака наползали на солнце, кропили палубу дождем с мокрым снегом. Вскоре показывалось солнце, приходила весна или ясная зима – кто их тут разберет? Звери вылезали из нор, звонко голосили птицы. В прозрачном небе появлялся знакомый дьявол-кондор. Он раскидывал крылья, широкими кругами плавал над «Сант-Яго», словно выискивал добычу, намеревался утащить кого-нибудь с палубы.

– Гляди, Санчо, на тебя целит,  – придерживая смешок, говорит Окасио.

– У, гад!  – грозит кулаком Наварре.  – Не довелось найти гнездо.

– Поднять якоря!  – командует Серран, и десяток ног топает по палубе.  – С якоря сниматься, по местам стоять!

Заскрипели лебедки, зазвенели цепи. Корабль мягко качнуло и, медленно разворачивая, понесло бесшумно вниз по течению реки.

– Бартоломео, ставь фок на ветер!  – приказал капитан.  – Выровняй ход, Баскито!

Парус на передней мачте заплясал, повиновался оттяжкам, изогнулся, расправился. Булинь на наветренной стороне натянулся тетивой.

– Выходи на ветер!  – велел Серран рулевому.

Баскито с товарищем грудью навалились на румпель. Каравелла повернула на два румба к северу, поймала ветер, ускорила ход. Бакштов за кормой вынырнул из воды, потянул шлюпку вслед за судном.

– Так держать!  – прогремел довольный голос капитана.

– Грот крепить?  – спросил боцман с бака.

– Погоди, выйдем на большую воду, тогда поднимем,  – ответил осторожный Жуан.

– Эй, на марсе, что впереди?  – спросил штурман.

– Чисто,  – нараспев доложил вахтенный.

Слабый западный ветер погнал «Сант-Яго» к устью Рио-де-Санта-Крус чуть выше скорости течения.

– Пойдем в полветра с берега,  – определил Бальтасар, наблюдавший за распустившимися вымпелами.

– Нормально,  – кивнул Серран,  – лишь бы не шквалил!

– Бизань скрипит,  – прислушался штурман,  – к хорошей погоде!

– Птицы высоко,  – как заклинание подхватил Серран, мельком взглянул на крикливых чаек.

– Капеллан на правую ногу вылез на палубу,  – доверительно сообщил штурман и перекрестился на восток.

– Это хорошо,  – согласился капитан,  – восточный ветер нам сподручнее.

Каравелла миновала лесистые берега и скалы, спускавшиеся омочить подножия в воде, вышла из устья, повернула на юг к полюсу. Матросы побежали по вантам, расправили паруса, закрепили на кнехтах десятки тросов, настроили судно на порывистый коварный ветер с аргентинских степей и плоскогорий. Солнце светило в затылки, согревало спины, загоралось впереди слепящими бликами, прятало под зеркало камни и песчаные отмели. Дозорные распознавали их с марса по меняющемуся цвету воды, начинающей светлеть или угрожающе чернеть. Целясь рукоятью в углы юта, Окасио с парнями двигал румпель вправо или влево. Каравелла плавно кренилась, обходила ловушки. Полюбовавшись океанской ширью, огороженной с правого борта каменистым берегом, Серран передал управление штурману, отправился в каюту.

Скрылся из виду кондор, не съевший солдата и не пристреленный им из мушкета; потерялись сопровождавшие царя птиц черные вороны. Белокрылые чайки стремительно проносились над мачтами, пронзительно кричали, ныряли под бушприт у золоченой фигуры Георгия, грозящего морскому дракону кастильским копьем. Алое знамя святого развевалось на стеньге фок-мачты.

* * *

Несчастье пришло неожиданно, как гром среди ясного неба, как взрыв пороховой бочки от искры с матросских башмаков, стукнувших подковой о шляпку гвоздя. Налетевший северо-западный шквал памперо, круто накренил корабль, потащил на прибрежные скалы. Стараясь удержать судно, Окасио с рулевыми налегли на румпель. Подобно мыльному пузырю, оно легко скользило по поверхности к камням, где неминуемо должно было лопнуть.

– Руби канаты, якоря за борт!  – закричал Бальтасар, пытаясь зацепиться за грунт, ослабить паруса.

При крене, когда ноки реев резали воду и палубная команда отчаянно цеплялась за ванты, леера, снасти, лишь бы не вывалиться за борт, было невозможно выполнить приказание. Шквал усилился, грозил перевернуть судно.

– Господи, помоги, пронеси десницу Свою!  – закричал в небо штурман, падая на палубу и хватаясь за поручни юта. Рулевые горохом рассыпались от румпеля,