Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 88

– Замуж за тя хощу! Нешто не уразумел?! – словно вырвалось у неё из самых глубин страждущей души.

Талец, взволнованный, с отчаянно бьющимся сердцем, медленно встал и подошёл к ней. По телу его растекалась сладкой истомой непознанная, неведомая ему доселе радость, он улыбнулся дрожащими губами и тихо проговорил:

– Да, Ольгушка. Люба ты мне, красна девица, чего скрывать. Мыслил токмо: стар я для тя.

– Ну вот ещё, чего выдумал! – Ольга тихонько стукнула его кулачком в грудь. – Муж доблестен, в самой силе. Да краше тя никого отродясь не видывала. Буду те хозяйкою, а даст Господь, деток рожу. Будем жить с тобою здесь, вместе-то, вдвоём, завсегда лучше. Аль не вижу: страдаешь, тоскуешь.

– Дак ты… Ты пожалела меня просто. Может, зря ты, понапрасну.

– Перестань, Талец. В сече-то ты посмелее, чем тут со мной. – Она засмеялась и лукаво подмигнула ему. – Ишь, оробел. Как на духу молвлю: о таком, как ты, с малых лет мечтала. Думала: увижу храбра[178] могутного, удальца, полюблю. А потом поганые, полон, солтан ентот противный, степь, потом сеча, и ты – стойно ангел с мечом в руце. Никого, окромя тя, не нать мне. Токмо ты душу греешь.

Ласковые женские руки обвили шею Тальца. Уста их сомкнулись в жарком страстном поцелуе. Вмиг забыты были прежние горести и беды, они наслаждались своим внезапным счастьем, в целом огромном мире были они сейчас одни и радовались, что обрели друг друга, что пришёл конец одиночеству и тоске, что жизнь их наполняется смыслом и загорается яркими красками, что будут они отныне вместе и один у другого будут черпать так необходимые им на чужбине духовные силы.

Талец впервые чувствовал себя вполне счастливым. Он с готовностью променял бы все почести и славу, всё накопленное богатство своё на один-единственный Ольгин поцелуй, на её милую улыбку; всё что угодно отдал бы он, только бы быть с ней рядом.

…Свадьбу сыграли тихо, без лишнего шума и посторонних лиц. Обвенчал молодых в старой православной церквушке седой худенький попик-русин, такой же старенький и ветхий, как и сам храм. Но пышность и торжественность не были нужны двум влюблённым, сердца их наполнялись счастьем, и они готовы были идти по жизни до конца дней своих рука об руку, деля радости и невзгоды, в этом обретали они высший смысл своего бытия.

Глава 24. Крестоносцы

Бурным на события выдался в Европе 1095 год от Рождества Христова. Люди с ужасом наблюдали на небе затмения солнца, стали говорить о скором конце света, монахи-проповедники убеждали, что вот-вот разверзнется земля, объявится и будет стучаться в двери антихрист, наступит светопреставление. Тёмными ночами по небу летали хвостатые кометы и падали светящиеся метеоры.

Летом в Германии, Франции, Нидерландах свирепствовала эпидемия чумы, люди гибли сотнями – казалось, сбываются мрачные пророчества суровых служителей Христа. Города и сёла опустели, на дорогах рыскали расплодившиеся голодные волки, ранней осенью над полями пронёсся страшный смерч, за которым последовало землетрясение.

Люди трепетали, видя мрачные знамения и нескончаемые несчастья.

Землю мадьяр эти беды коснулись лишь краем, до поры до времени было здесь тихо и спокойно. Славяне трудились на нивах и на горных рудниках, угры пасли скот и коней, бароны устраивали пиры и охоты, король и его советники заседали во дворце, сторожевые отряды бдительно охраняли все границы. Но чем-то тревожным веяло в воздухе. До Эстергома докатывались, словно волны, вести о бурных событиях.

В Клермоне[179] на церковном соборе римский папа Урбан Второй[180] объявил Крестовый поход против турок-сельджуков[181], призвал отвоевать у неверных Гроб Господень, обещал прощение и помилование на небесах всем, кто отправится в этот поход. Охваченные исступлением фанатики рвали на полосы куски красной материи и нашивали на правом плече кресты – папа приказал, чтобы каждый Христов воин носил на видном месте крест.

– Так хочет Бог! – восклицали кардиналы и епископы, аббаты и рыцари, простые воины и крестьяне, купцы и ремесленники, женщины и дети.

– В Иерусалим! – вопили возбуждённые толпы. Вчерашние разбойники и бродяги, убийцы и бездомные, распутницы и нищие нашивали алые кресты на одежды, надевали кольчуги и шлемы.

Взбудораженное простонародье вдохновлял и увлекал за собой некий монах-отшельник Пётр из французского города Амьена, прозванный Пустынником. Этот длиннобородый человек с горящими огнём волчьими глазами приводил своими речами в исступление мужчин и женщин, за ним шли, охваченные неутолимым душевным пылом. Множество крестьян бросало работу на полях, грузило на телеги свой скудный скарб и отправлялось в путь. Из Франции пятнадцать тысяч возбуждённых христиан двинулись в Германию, на Рейн, где с криками «Так хочет Бог!» принялись разорять, грабить и убивать евреев.

Вскоре передовые отряды крестьянских полчищ, ведомые неким Вальтером Готье, по прозвищу Голяк, появились в венгерских пределах. Как и в Рейнской области, начались грабежи, погромы, лилась кровь. Всерьёз обеспокоенный Коломан немедля созвал «лучших и достойных лиц королевства» на совет.

…Талец сидел на широкой лавке по правую руку от трона. Ему хорошо был виден дородный рослый епископ Адальберт в тёмной, перетянутой шёлковым поясом сутане и с большим серебряным крестом-крыжем на груди. Воздевая длани к небесам, епископ сотрясал громовым голосом стены королевской палаты. Накануне в Эстергоме узнали, что в одном местечке славяне и угры, вооружившись, дали отпор крестоносцам и даже разрушили костёл, где те пытались укрыться.

– Спрашиваю тебя, король Коломан, христиане ваши угры или нет?! Что сделали они с Христовыми воинами?! – кричал епископ. – Может, ты связался с неверными, с нечестивым султаном Бархиароком[182], посылал людей в Багдад и Исфаган?! Отвечай! Твои подданные – гадкие разбойники и убийцы! Когда благочестивые христиане искали спасения в Божьем храме, разъярённые угры и славяне-схизматики[183], как дикие звери, разрушили храм и убили укрывавшихся там! Это неслыханное злодейство! Я буду ходатайствовать перед Святым престолом об отлучении тебя от лона церкви!

Адальберт в ожесточении грозил пудовым кулаком.

Талец перевёл тревожный взгляд на Коломана. Лицо короля под золотой короной посерело от гнева, глаз зажёгся яростью, никогда ещё не видел Талец обычно

Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 88