После его смерти Юлия Валериановна продала дом в Ярославле и на вырученные деньги купила небольшое именьице в семи верстах от уездного Буя, где природа напомнила ей те самые места, где прошло ее детство под надзором бабушки, где впервые с полок книжных шкафов дедушки ей горько усмехнулся “дядя Вольтер”, где ее сурово поучал “дядя Руссо”…

Карл Богданович Севен, воспитанный на выспренности поэзии Клопштока, поклонник Гёте и Шиллера, боготворил свою жену, считая себя самым счастливым мужем на свете.

– Сударыня, – старомодно раскланивался он перед нею, – я счастлив иметь вас своею супругой, для имени которой уже уготовано место в грандиозных анналах истории…

За два года до своей кончины она потеряла Карла Богдановича, отдавшись разведению цветов с такою же страстью, с какой когда-то сочиняла стихи…

Впереди ничего уже не было.

Впереди была только смерть, и она пришла к ней, почти спасительная, ибо “в стороне от большого света” Жадовская сделала все, что могла, а чего не могла – того и не делала.