По взгляду поручика Надя поняла, что от водки он не откажется. Гриднёва её достала и поставила на стол. Николай сам открыл бутылку и разлил водку по стопкам. Надя взяла инициативу на себя:

– Давай выпьем за то, что мы после трёх лет разлуки встретились! Я скажу честно: этой встречи очень ждала!

Они выпили. И тут Надя внезапно заливисто рассмеялась. Николай вопросительно посмотрел на Надю, а та махнула рукой, показывая, что всё в порядке. Когда она немного успокоилась и отдышалась, то произнесла:

– Я тут вспомнила, как ты меня учил танцевать фокстрот. Ты помнишь, как это было?

– Это было на втором или третьем курсе в кадетском корпусе. Правильно говорю?

– После окончания второго курса. На летних каникулах. Ну а где?

– Вот этого я уже не вспомню.

– Ну, как же?! Это же было не в доме у родителей, а на нашей даче!

– Да, да! Точно! Теперь припоминаю.

– На балу ты мне про этот танец заикнулся, и я захотела ему научиться. Я тебя долго упрашивала об этом, а ты всё отнекивался, однако я была настойчивой, и ты сжалился. Привёз пластинку к нашему патефону, и мы на веранде с тобой начали разучивать танцевальные па… Надо сказать, очень чувственные они оказались! Я очень старалась! И тут неожиданно из города вернулся папа! И что он увидел?! Как ты меня облапал, причём всю, прижал к себе и наклоняешь до пола, но он-то не разобрал, что это такой новомодный молодёжный американский танец, слишком смелый, и начал кричать! Он подумал, что ты хотел в эту минуту надо мной совершить циничное насилие! – и Надя вновь заливисто рассмеялась. – Как же мой папуля в тот момент перепугался за меня! Мы долго с тобой перед ним потом оправдывались, а он нам всё не хотел верить…

– Ну действительно, всё так и происходило, – усмехнулся Соколовский, – он ещё тогда грозился меня вышвырнуть из кадетского корпуса за домогательство к его дочери, и поверь, Надя, мне тогда было совсем не до смеха! Если бы это случилось, то уже от моего отца мне бы досталось по полной! Только твоё заступничество меня и спасло.

– А когда мой папа немного успокоился, то сказал тебе, Николя, что если ты честный человек, то после подобного танца ты должен жениться на его дочери, почти уже тобой обесчещенной! А я ответила, что честь не теряла, но возражать не стану…Ну, в смысле, если ты захочешь меня взять в жёны…

– Да-а-а, – улыбнулся в усы Николай, – всё-таки забавный произошёл казус этим фокстротом. А потом, когда о нём стало известно Костику, то мы с ним подрались. Случилось это в первый раз между нами. Вот до чего дошла его ревность! Мы дрались по серьёзному, до крови. Я разбил Костику нос, а он подбил мне глаз. Он же тогда жутко меня приревновал. Он кричал, что я ему уже не друг. А выясняли мы отношения в подвале учебного корпуса. У нас была такая своеобразная дуэль на кулаках. И нас с трудом тогда разняли. После той драки мы оба могли вылететь из кадетского корпуса, впрочем, отделались лишь испугом. Нас обоих отправили на гауптвахту и лишили увольнений на весь семестр. Ну а мы ещё целый месяц с Костиком после этого не разговаривали! Еле-еле потом с ним помирились. И то, у нас только после того наступил мир, когда я поклялся, что не буду ему перебегать дорогу!

– Соколовский, ну до чего же ты дурак! – в сердцах воскликнула Надя. – Дал слово! Что-то пообещал! Пошёл на встречу другу! А меня ты хотя бы спросил? Может, я всё это время как раз и ждала, что ты всё поймёшь и станешь ко мне проявлять хоть какое-то внимание. Но тут подвернулась провинциальная крашенная актрисулька, и своей доступностью у меня увела тебя! Как же её звали-то? Кажется, Алисой? Как какую-то собачонку… Ну и имя! Ну, точно, её звали Алисой! А я тоже хороша! Я на тебя обиделась и согласилась выйти замуж за Костика… А ты знаешь, что я перед свадьбой целую неделю ревела не переставая и всё ждала. Всё ждала и ждала, что произойдёт чудо: ты появишься и заявишь, что её не будет ни-ко-гда. Но так твоего появления и не дождалась… И пришлось мне идти под венец. Слава богу, что у тебя хватило ума не присутствовать на свадьбе, а то я не знаю, что бы на ней случилось… У меня бы, наверное, сердце разорвалось… или ещё что-нибудь да произошло. И я бы точно опозорила Костика и прямо из-под венца от него бы сбежала! Ты вроде как уехал по срочному делу в Москву и тебя на свадьбе не ждали, но я всё равно тебя искала глазами. Незримо, но ты на ней для меня присутствовал. Я всё время как будто натыкалась на твой взгляд и в одно мгновения чуть не лишилась чувств. Нет, я, наверное, неправильно поступаю, что вот так откровенна с тобой сейчас, но знаешь… я слишком дорого заплатила за те глупые правила, которые мне были навязаны с детства… А мне внушали, что я не должна показывать свои чувства, что я обязана быть очень скромной и мой удел только смиренно ждать, когда же ко мне подойдут… Да глупости это всё! Самые настоящие глупости! И за все эти условности я заплатила слишком дорогую цену для себя! Я восемь лет, целых восемь, причём самых лучших для меня лет, безрезультатно ждала тебя, Соколовский!

Надя хотела ещё что-то сказать, но в дверь позвонили.

– Поди опять Нина! – в сердцах бросила Гриднёва. – Может, не открывать? Пусть думает, что нас нет.

Однако звонок накалялся до красна, и Надя всё-таки пошла к дверям. На пороге действительно стояла Малинович.

***

– Нина, – сердито зашептала Гриднёва, – я же просила тебя сегодня мне не мешать…

– Да не переживай, подруга! Я ненадолго! Может, впустишь в дом?

Надя посторонилась, и Нина буквально протиснулась в коридор.

Малинович была явно уже немного подшофе. Она посмотрелась в зеркало, подкрасила губы, поправила после шляпки причёску и направилась на кухню.

При виде Малинович поручик встал и поцеловал протянутую ему демонстративно руку.

– Вот это я понимаю! Галантность украшает любого мужчину! Но красивого она украшает вдвойне!

При этих словах Малинович так дерзко посмотрела на Николая, что он невольно отвёл взгляд.