Но поганых всё так же много. А силы тают. Гибнут один за другим Игоревы гридни, изнемогая в неравной сече…

Вдруг со стороны половецкого стана будто вихрь накатился. Это налетела Всеволодова дружина. В битве сразу наступил перелом. Трубчевцы, которым их молодой князь показывал образчик храбрости и неудержимости, врубались в гущу степняков с такой неистовой яростью, что это лишило врагов мужества. Сбивая друг друга с ног и бросая оружие, половцы стали разбегаться кто куда. Русичи гнали и рубили их без пощады, устилая телами неприятелей широкую степь.

Половцы бежали к реке, бросались в неё, плыли к другому берегу, мешая друг другу.

Русичи стреляли по плывущим степнякам из луков.

Часть половцев, рассеявшись по степи, ловили своих лошадей. Бросая раненых и убитых, степняки уносились вдаль. Русичи на своих уставших конях уже не могли их догнать.

Игорь снял с головы шлем и, утирая пот со лба, оглядел поле битвы: победа была полная!

На всём пространстве между рекой и половецким станом лежали сотни поверженных степняков, особенно много их лежало у валов Коснятина.

«Эх, Коснятин-городок!» – радостно подумал Игорь, переполненный торжеством победителя.

От пленных половцев стало известно, что во главе орды, осадившей Коснятин, стоял хан Кончак. Самому хану удалось спастись, но многие его беи были перебиты. Пленные показали Игорю их тела. Оказалось, что одного из беев зарубил сам Игорь. Двоих беев уложил Всеволод.

Всеволод, вернувшийся из погони за убегающими врагами, предложил Игорю осмотреть половецкий стан. При этом у Всеволода был такой загадочный вид, словно он чего-то недоговаривал.

– Воистину, не знаешь, где найдёшь, где потеряешь! – сказал Всеволод и хитро подмигнул брату.

– О чём ты? – не понял Игорь.

– Не о чём, а о ком, – многозначительно поправил Всеволод.

В лагере половцев хозяйничали дружинники, тащили из шатров всё, что попадалось под руку. Воины запрягали в половецкие повозки пойманных в степи лошадей, собираясь везти на них наиболее ослабевших от ран пленников и маленьких детей.

Игорь и Всеволод спешились у ханского шатра.

– Идём, – бросил Игорю Всеволод и скрылся в шатре.

Игорь последовал за братом.

В полумраке просторного войлочного жилища Игорь не сразу узнал человека, который сидел у потухшего очага. Судя по одежде, это был русич. Но когда тот вскочил на ноги и шагнул к Игорю, враз стали понятны таинственные намёки Всеволода: перед Игорем стоял Вышеслав.

– Вышеслав?! Друг мой! – Игорь стиснул Вышеслава в объятиях. – Как ты здесь оказался?

– Мы с Изольдой пробирались из Киева в Переяславль, – тихо ответил Вышеслав, – но у реки Альты нас полонили поганые вместе с купеческим караваном.

– А где Изольда? – спросил Игорь и в следующий миг увидел её, вышедшую из-за широкой спины Всеволода.

– Второй раз ты меня из беды вызволяешь, друже, – растроганно промолвил Вышеслав. – Изольда, поблагодари Игоря за наше спасение.

Молодая женщина приблизилась к Игорю и с поклоном произнесла слова благодарности.

Как выяснилось, Всеволод не зря укрыл Вышеслава с Изольдой в ханском шатре, который со всем содержимым по неписаному закону войны считался княжеской добычей.

– Не хочу, чтоб наши дружинники их опознали, – сказал Всеволод Игорю. – Ежели ненароком кто-нибудь из них проболтается и это дойдёт до Олега, сам знаешь, что будет, брат.

Игорь понимающе кивнул.

В беседе с Вышеславом Игорь попытался убедить его вернуть Изольду Олегу, дабы избежать смертельной опасности.

– Олег головы твоей ищет, – предупредил друга Игорь.

Но Вышеслав отказался последовать совету Игоря, признавшись, что любит Изольду. А она любит его.

– Не можем мы жить друг без друга!

Невесёлый то вышел разговор.

Нелегко было Вышеславу расставаться с Игорем, – кто ведает, на какой срок! – а Игорю и того труднее. И хотел бы Игорь возненавидеть Изольду за то, что она отнимает у него лучшего друга, но не мог, видя, какой нежностью светятся глаза фряженки, когда она глядит на Вышеслава.

Так они сидели, думали, что делать и как быть.

Наконец Игорь предложил Вышеславу искать спасения в Залесской Руси.

– В Днепровской Руси соглядатаи Олега рано или поздно вас сыщут, – сказал Игорь. – Во Владимире-Залесском ныне княжит Михаил Юрьевич, брат покойного Андрея Боголюбского. А в Переяславле-Залесском княжит другой Андреев брат – Всеволод Юрьевич. Так ты поезжай ко Всеволоду. Передашь ему грамотку от меня, и он приютит вас с Изольдой.

– Где же ты дружбу свёл со Всеволодом Юрьевичем? – удивился Вышеслав.

– Под Вышгородом, – ответил Игорь. – Мы с ним вместе к Киеву пробивались. Ему доверять можно.

Глава одиннадцатая. Хан Кончак

Курган возвышался над рекой Тор и был виден издалека.

На вершине кургана стояло каменное изваяние, раскрашенное яркими красками.

В прямостоящей статуе с первого взгляда угадывались мужские черты. Это был воин с низкими покатыми плечами и большой головой в плоском шлеме. Резец ваятеля явственно обозначил бляхи панциря на груди истукана и кольчужную сетку, ниспадавшую со шлема на плечи. В руках статуи, соединённых на уровне живота, находилась большая чаша, внешне напоминавшая ступу. Каменное лицо с низкими бровями и коротким прямым носом выглядело довольно мрачно. Его красили лишь пышные усы с загнутыми кверху кончиками.

В нескольких шагах от статуи в густом степном разнотравье виднелись остатки каменных стен, потемневшие от времени. Да и на самом изваянии дожди смыли местами краску, являя взору желтовато-серую поверхность туфа.

Кончак, медленно взбиравшийся наверх по крутому склону кургана, оглянулся на своих конных телохранителей, оставшихся внизу. Не мало ли он взял с собой людей? До становища далеко, а его недруги осмелели, узнав о поражении Кончакова войска. Но, с другой стороны, не сотню же воинов с собой брать, отправляясь пообщаться с духами предков. Приближённые Кончака, его сыновья и жёны могут подумать, будто их повелитель объят страхом.

Поэтому хан взял с собой всего десяток чауширов[54], зато самых лучших. Лучших из оставшихся у него после злополучной битвы с русичами под Коснятином.

Честолюбие Кончака было уязвлено, горечь переполняла сердце.

Немало преданных беев потерял он в сражении. Хан знал, сколь мало порой стоит даже ханская жизнь, и потому он необычайно высоко ценил верность окружающих его людей.

Одолев, наконец, крутой склон, Кончак распрямил широкие плечи и поднял глаза на каменного истукана, устремившего свой равнодушный взор куда-то за реку, в даль. Статуя являла собой деда Кончака, хана Шарукана. А курган был его могилой.

Ступая мягкими, без каблуков, сапогами по обломкам жертвенных стрел, Кончак приблизился к статуе и,