Торлейв извлек из угорской сумочки на поясе шеляг и протянул ей:

– Возьми, к синякам приложишь – хорошо помогает.

Дединка взглянула на серебро, и лицо ее приняло надменное выражение.

– Себе оставь.

– Вира за ушибы, – непринужденно продолжил Торлейв. – Все законно.

На ее лице отразилось колебание, но она не столько решала, взять ли серебро, сколько подбирала ответ. Удивительное дело: ее покоробила легкость, с которой ей предложили весьма значительный для небогатого человека выкуп.

– В снизки подвесишь. – Торлейв взглянул на короткую нить мелких синих бусин у нее на шее.

– Не возьму. – Дединка выпрямилась с насмешливым и гордым видом. – Самому пригодится.

– У меня еще есть.

– Убери, а то люди смотрят. Еще невесть что подумают, о чем у нас торг.

Торлейв убрал шеляг.

– Обещаю, что больше не буду тебя по земле валять, – вполголоса, чтобы слышала только она, сказал он. – Только ты в портках больше не приходи, в девичьем тебе лучше. Ты откуда родом? – Он окинул глазами ее одежду. – У кривичей не так одеваются.

– Оковские мы.

– Вятичи?

– Мы самые. Былемирь наше гнездо зовется.

– А сюда как попала?

– Вышел у братьев моих раздор со здешними… – Дединка показала глазами на пустой еще княжий стол и нахмурилась; Торлейв понял, что сейчас она не хочет об этом говорить.

– А твои братья… Кто у оковских вятичей в князьях?

– Нету у нас князей! – как очевидное, пояснила Дединка. – Уж с полсотни лет как нету, как разорили русы и смоляне Кудояр-городец. Теперь старейшины вятичами оковскими правят и сообща волю богов толкуют. А в Кудояре мертвом сам Кощей сидит, навцами правит.

За этим разговором Торлейв продолжал пристально ее разглядывать. Если смотреть в лицо, вытянутое и худощавое, красавицей ее не назовешь. Не бела и не румяна, как Остромира, даже вроде рябинки на щеках, хоть и немного. Но умный взгляд серых глаз смягчал эту некрасивость, а удивительно высокий рост и ловкость движений придавали Дединке что-то притягательное, даже цепляющее. Кисти рук у нее были крупные, пальцы длинные и загрубелые от всякой работы; однако эти руки не просто дышали силой, но и добавляли впечатления, что хозяйка их умна. «Долговязая Пятница», – вспомнилось Торлейву. Этой малой, но сердитой богиней девки пугают друг друга на посиделках: мол, кто работу не закончит и кудель на прялке оставит, к тому придет Долговязая Пятница и веретеном истыкает. Кто ее видел, говорят, она ростом с воротный столб, худая, распущенные волосы до колен… Похоже, но внешность Дединки вовсе не казалась Торлейву пугающей – только чудной, настолько, что он не мог отвести от нее глаз. Все вспоминался вчерашний вечер, и опять хотелось смеяться.

– Мне недосуг, после поговорим, – сказала Дединка и хотела отойти, но Торлейв удержал ее.

– Что – на посиделки-то пойдем?

– А ты не передумал?

– С чего бы мне передумать?

– Как бы не пошла молва, что киевского князя брат с девкой из тали водится. Урону чести не боишься ли? Найдут ведь охотники, попрекнут… – Она бросила взгляд в сторону Станиборовых отроков, сидевших вокруг Унезора.

Торлейв встретил ее взгляд и молча покачал головой. Его не тянуло на громкие речи о своей чести, да он и не думал об этом. Зато от мысли, что вечером он снова увидит эту удивительную девушку, прозванную по богине зимних посиделок, ему делалось весело.

* * *

Короткий день предзимья для Торлейва тянулся долго; казалось бы, сумерки висят с самого утра, а нужный час все еще далек. Пытаясь приблизить его в мыслях, на деле только отдаляешь; Торлейв старался не думать о Дединке, но невольно поворачивал голову при появлении всякой женщины, даже если видел по низкому росту, что не та. Рагнора и Остромира не показывались. Несколько раз он ловил на себе взгляд Унезора – вызывающий и насмешливый. Даже обещающий.

– Этот парень задумал какую-то каверзу, хабиби, – шепнул Торлейву Агнер.

– Иначе я бы в нем разочаровался. И чем раньше он себя покажет, тем лучше. Похоже, он воображает меня медведем, ввалившимся в его берлогу.

– Оно ведь так и есть! – Илисар подмигнул, намекая на Рагнору.

– Тем хуже для него!

Наконец стемнело, в гриднице зажглись огни. В двери мелькнуло что-то белое, и Торлейва потянуло встать, но он заставил себя сидеть спокойно, пока Дединка не подошла и не поклонилась. Теперь на ней был платок из шерсти и овчинный кожух, по которому стекала темно-русая коса.

– Пойдем, господин Торлав. Коли не передумал…

Говоря это, она окинула взглядом его одежду: верхнюю рубаху из шерсти приятного красновато-коричневого цвета, с отделкой темно-красным узорным шелком, серые порты, синие обмотки, узкий кожаный пояс с позолоченной пряжкой и хвостовиком. Видно, что человек состоятельный, но без бьющего в глаза богатства, что на молодежных посиделках ни к чему.

– Почему же Дединка-то? – шепнула в растерянности княгиня Прибыслава, обернувшись к Ведоме. – Наши девки разве не… ты сказала, они его позвали…

– Орча сказала, что позвали… – ответила Ведома, с испугом предчувствуя какой-то сором и гнев мужа.

– Я думала, твоя или моя его поведет…

– И я думала. А они к нему оковскую девку подослали, паршивки…

– Ой, беда бедная! – Прибыслава схватилась за щеки. – А коли он себе в обиду сочтет, что его с такой девкой в пару посадили? Для такого гостя получше кого не сыскали! Кто он и кто она! Еще бы рабыню прислали!

– Счел бы за обиду – отказался бы, – с сомнением сказала Ведома.

– Может, он не знает, кто она? Ты не говорила?

– Нет…

– И я нет…

Но что-то делать было поздно: подмигнув на прощание Агнеру и Орлецу, Торлейв взял свой кожух и вышел вслед за Дединкой. Его провожали глазами, переглядываясь: всем чудно было видеть, что самого знатного из княжеских гостей ведет на игрища девка-заложница, мало не рабыня, к тому же такая некрасивая, по всеобщему мнению. Разве она ему пара?

Но, глядя, как они идут через гридницу, даже встревоженная Прибыслава залюбовалась: они были в точности одного роста, оба стройные, легкие на ногу. «Бровь в бровь, глаз в глаз, будто из одной плахи вытесаны!» – подумалось Ведоме. Рядом с Торлейвом Долговязая Пятница не выглядела так нелепо, как с кем-то другим, но и Торлейв, сильный и уверенный, возле нее не терялся.

– Ты давно здесь? – спросил Торлейв, когда они вышли из гридницы. – В Свинческе?

– Третью зиму.

Видно было, что Дединка – не первой юности девушка, лет ей было не меньше восемнадцати. Надо думать, попадание в таль помешало ей в нужное время выйти замуж. Торлейва все сильнее разбирало любопытство, почему она здесь оказалась,