Самые старые и изящные дома в Кингсбридже принадлежали Церкви и предназначались для высшего духовенства. Мидуинтер занимал яковианский особняк напротив собора, вероятно, самое желанное место в городе. Спейда провели в уютную гостиную, обставленную в классическом стиле, который был в моде с тех пор, как он вообще начал замечать подобные вещи: расписной потолок, стулья на тонких ножках, а на каминной полке пара кремовых ваз, украшенных гирляндами и фестонами, вероятно, изготовленных на знаменитой фабрике Джозайи Уэджвуда. Спейд предположил, что комнату обставляла покойная жена Мидуинтера.

Каноник пил чай со своей дочерью, Джейн. Она была довольно красива, подумал Спейд, с большими серыми глазами. Все знали, что Эймос в нее влюблен, и Спейд понимал почему, хотя и находил ее довольно холодной и, возможно, немного расчетливой. Главная городская сплетница, Белинда Гуднайт, говорила Спейду, что Джейн никогда не выйдет за Эймоса.

У Мидуинтера было еще двое сыновей, умные мальчики, старше Джейн, оба учились в университете в Эдинбурге. Методисты предпочитали отправлять сыновей в шотландские университеты, где преподавали меньше догматов Англиканской церкви и больше полезных предметов, таких как медицина и инженерное дело.

Мидуинтер и Джейн тепло приветствовали Спейда. Он сел и принял чашку чая. После вежливой светской беседы он рассказал им историю Эймоса и Хорнбима.

Джейн возмутилась за Эймоса.

— Какая низость со стороны Хорнбима поступить так. И это в день похорон отца Эймоса!

— Хорнбим, несомненно, позаботился о том, чтобы бумаги были в идеальном порядке, и контракт нельзя было оспорить в суде, — заметил Мидуинтер.

— Несомненно, — сказал Спейд.

— Неужели мы не можем этому помешать! — воскликнула Джейн.

— Есть одно возможное решение, — сказал Спейд. — Поэтому я и пришел.

— Продолжайте, — сказал Мидуинтер.

Спейд сформулировал идею, которую вынашивал.

— Эймос, определенно, способный парень и трудяга. Дайте ему время, и я уверен, он сможет выплатить свой долг.

— Но время как раз то, чего Хорнбим ему не даст, — сказал Мидуинтер.

— А что если несколько человек из нас скинутся и одолжат Эймосу деньги, которые ему нужны, чтобы расплатиться с Хорнбимом к субботе?

— Какая великолепная мысль! — с энтузиазмом воскликнула Джейн.

Мидуинтер медленно кивнул.

— Риск есть, но, как вы говорите, Эймос, скорее всего, в конце концов все вернет.

— Думаю, мы найдем достаточно людей, чтобы поддержать собрата-методиста в трудную минуту.

— Уверен в этом.

Спейд был рад, что Мидуинтеру понравилась идея, но было одно, что он мог сделать, чтобы почти гарантировать ее успех, — это самому внести вклад в заемный фонд.

Сначала Спейд сказал:

— Я с радостью внесу десять фунтов.

— Очень хорошо.

— Если вы поддержите меня, каноник Мидуинтер, и тоже внесете десять фунтов, мне будет гораздо легче убедить других методистов присоединиться.

Наступила пауза, и Спейд с напряжением ждал реакции Мидуинтера.

Наконец тот сказал:

— Да, я с радостью внесу десять фунтов.

Спейд вздохнул свободнее и продолжил:

— Нам нужно будет установить срок погашения, скажем, через десять лет.

— Согласен.

— И брать с Эймоса проценты.

— Разумеется.

— Эймосу придется экономить все свои деньги, чтобы вернуть долг, — вдумчиво сказала Джейн. — Он будет стеснен в деньгах десять лет.

— Верно, — сказал Спейд. — И самое главное, я бы хотел, чтобы вы, каноник Мидуинтер, стали казначеем фонда.

Мидуинтер пожал плечами.

— Вы могли бы быть казначеем. Люди знают, что вы честны.

Спейд улыбнулся.

— Но вы — каноник собора. Ваша репутация — лучшая гарантия.

— Что ж, хорошо.

Джейн хлопнула в ладоши.

— Значит, Эймос будет спасен… в конце концов.

— Я еще ничего не сделал, — сказал Спейд. — Я только начал.

*

Спейд любил лавку своей сестры. Их с Кейт объединяла любовь к тканям: к цветам, к разным видам плетения, к мягкому прикосновению мериноса, к прочной тяжести твида. Их отец был ткачом, а мать — швеей, так что они родились в мире одежды, так же как принцы и принцессы рождаются в праздности и роскоши.

Он осмотрел пальто, которое Кейт сшила для Арабеллы Латимер, жены епископа. Оно имело воротник-пелерину в три яруса, узкие рукава и высокую, присборенную талию, ниспадавшую складками до щиколоток, что выгодно подчеркивало богатые цвета и сдержанный клетчатый узор материала.

— На ней это будет смотреться великолепно, — сказал Спейд. — Я так и полагал.

— Лучше бы так и было, — ответила Кейт. — Она за него немало заплатит.

— Поверь мне, — сказал Спейд. — Я знаю, что нравится женщинам.

Кейт презрительно хмыкнула, и Спейд рассмеялся.

Сама Кейт была вся в кружевах: кружевной шарф на плечах, длинные кружевные оборки на рукавах и кружевная верхняя юбка. У нее было милое личико, и кружево ей шло, но настоящая причина была в том, что она вложилась в большую партию и теперь демонстрировала ее покупательницам.

Лавка занимала первый этаж дома на Хай-стрит, где прошло их с Кейт детство. Кейт жила там со своей партнершей, Ребеккой. На втором этаже были спальни, которые могли использоваться как примерочные для клиенток. Еще выше располагались комнаты Кейт и Ребекки, а кухня была в подвале.

Пока Спейд любовался пальто миссис Латимер, сверху спустился его шурин в новенькой форме ополченца. Кейт обычно не шила мужскую одежду, но Фредди Кейнс был младшим братом покойной жены Спейда. Фредди было восемнадцать, его только что призвали в ополчение, и Кейт сшила ему форму в виде особого одолжения.

— Ну, — сказала Кейт, — вид у тебя просто великолепный!

Так и было, и ухмылка на его лице говорила, что он это знает.

— Ты будешь единственным новобранцем во всем ополчении Ширинга в форме, сшитой на заказ, — сказал Спейд. Офицерам шили форму на заказ, но рядовые носили дешевую готовую.

— Можно я в ней останусь? — спросил Фредди. — Хочу покрасоваться.

— Конечно, — сказала Кейт.

— Я вернусь за своей старой одеждой, она наверху.

Как только Фредди ушел, в дверь с улицы вошла миссис Латимер, кончик носа у нее покраснел от холода. Спейд поклонился, а Кейт сделала реверанс: жена епископа заслуживала уважения.

Но Арабелла Латимер всегда была проста и дружелюбна. Она тут же увидела на столе новое пальто.

— Это оно? — спросила она. — Какая прелесть.

Она провела по ткани обеими руками, сжимая ее, явно наслаждаясь ощущением. «Чувственная женщина, — подумал Спейд, — и впустую пропадает с этим толстым епископом».

— Примерьте, — сказала Кейт. — Снимайте плащ.

Миссис Латимер все еще была в траурной одежде. Спейд встал у нее за спиной.

— Позвольте помочь.

Он заметил, что ее волосы приятно пахнут. Она пользовалась душистой помадой для своих рыжеватых локонов.

Она сбросила плащ, и Спейд повесил его на крючок. Под плащом на ней было ошеломляюще элегантное шелковое платье черно-коричневого цвета, как обожженное дерево. Миссис Латимер определенно знала, какая одежда ей идёт.

Кейт взяла новое пальто и помогла ей его надеть.

Спейд пристально смотрел, сосредоточившись скорее на ней, чем на пальто. Ее волосы были поэмой разных оттенков: крепкого чая, осеннего листа, имбиря и соломенного блонда. Пальто идеально их оттеняло.

Она застегнула пуговицы.

— Немного тесновато, — сказала она.

Кейт открыла дверь в мастерскую.

— Бекка, дорогая, посмотри, пожалуйста.

Ее партнерша, Ребекка, вошла из задней комнаты с подушечкой для булавок и наперстком. Она была полной противоположностью Кейт — с простой внешностью и в простом платье, волосы туго заколоты, рукава засучены. Она сделала реверанс миссис Латимер, а затем обошла ее кругом, критически осматривая пальто.

— Хм, — произнесла она. Затем, словно вспомнив о долге вежливости, добавила: — Выглядит чудесно.

— И правда, — сказала Кейт.