– Людей, – промолвил пожилой моряк.

– Сколько человек?

– Три сотни паломников, посетивших святые места.

– Мусульман?

– Да.

– Какие грузы на корабле?

– Арабские шелка, дамасская сталь, венецианская парча, цветное стекло…

– Хорошая добыча! – обрадовались матросы.

– Снимите груз и сожгите корабль! – велел командир.

– Что делать с людьми?

– Аллах позаботится о них.

– Утопить?

– Они погибнут вместе с судном.

– Там женщины и дети, – заступился за индийцев арабский капитан. – Помилуй их!

– Всех сжечь! – сверкнул глазами адмирал.

– За что?

– За смерть наших людей.

– Мы никого не убили, – оправдывался моряк.

– У меня свои счеты с заморином Калькутты! – оборвал его Васко.

– Разве это справедливо? – упрекнул араб.

– Бросьте пленника в огонь! – приказал адмирал.

– Тебе не нужен лоцман? – спросили кормчие.

– Нет.

Португальцы ограбили судно, взяли вещи у паломников, запалили палубные надстройки. Клубы дыма поднялись в лазоревое небо. Мужчины прыгнули в волны, поплыли к кораблям.

– Стреляйте, топите рабов! – скомандовал да Гама.

Засвистели дротики арбалетов, грохнули аркебузы. Раненые люди закричали от боли, пошли ко дну. Столпившиеся у бортов паломники в отчаянии смотрели на смерть единоверцев, молили о помощи.

– Спустите лодку на воду! Я прослежу, чтобы никто не спасся, – распорядился адмирал.

Он сел в шлюпку, поплыл с солдатами к разгоравшемуся кораблю. Навстречу спешили туземцы. Португальцы расстреливали их, рубили мечами, протыкали копьями. К командующему подошли лодки с каравелл. Началось избиение беззащитных людей. Адмирал наслаждался побоищем.

Паломники в панике метались по горевшему судну. Жуткие вопли слышались отовсюду, треск сухого дерева смешивался с криками отчаяния. Васко спокойно созерцал трагедию, указывал солдатам на незамеченных в море индийцев. Португальцы никого не жалели, будто несчастные люди были виновны в гибели моряков Кабрала. Но даже это не могло служить причиной безжалостного уничтожения мусульман. Калькутта десятикратно заплатила за жизнь фактора Айриша Коррейа и пятидесяти христиан.

Арабское судно превратилось в горящий факел. Столб дыма и огня взметнулся в небо. Черный пепел ветром уносило к далекому берегу. Среди обломков корабля, ящиков, досок плавали уцелевшие паломники. Португальцы окружили костер, охотились на мужчин, женщин, детей.

Убедившись в гибели иноверцев, командующий возвратился на флагман.

– Зачем ты сделал это? – укорили друзья.

– Чтобы арабские корабли не плавали в Индийском океане, – мрачно произнес адмирал.

* * *

15 октября 1502 года, когда Колумб отдыхал в гавани Чирики, в Лиссабон возвратился Америго Веспуччи, возглавивший у берегов Бразилии португальскую экспедицию. Открытие итальянца подтвердило предположение о существовании в Атлантике огромной суши.

Остров Святого Креста оказался материком, опускающимся в полярные широты. Географы нанесли на карты очертания восточных берегов Южной Америки, соединили с рисунками северных экспедиций Каботов и Кортериалов, добавили «секретные» сведения испанских кормчих о плаваниях у экватора, обозначенные на сводной карте Хуана де ла Косы, а также показания Веспуччи о первом плавании от Гондурасского залива до залива Святого Лаврентия. Получилась изогнутая линия с пробелом в том месте, где путешествовал Колумб, мало похожая на очертания азиатского материка. Вывод напрашивался сам собой, но сделали его не сразу. Атлантика считалась океаном трех континентов: Азии, Африки, Европы. Традиционное мнение о размерах Земли мешало сделать последний шаг в признании на планете неизвестного материка. Для Веспуччи сделали исключение: робко объявили Бразилию материком, расположенным на юге от Азии, и назвали Землею Святого Креста. Отсюда следовал вывод, подтверждающий мнение Христофора, – между Индией и Бразилией у экватора есть пролив. Десять градусов неизвестного пространства заинтересовали космографов.

На самом деле белое пятно, правильнее сказать – линия, была значительно меньше. С юга ее уже исследовал Бастидас, с севера спускался Колумб. Требовалось последнее усилие, чтобы найти проход или соединить очертания материков.

2 ноября Христофор вошел в удобную гавань восточного края залива Чирики. Как в молодые годы, когда каждый остров казался ему краше предыдущего, красивые лесистые берега восхитили Колумба, он назвал бухту Пуэрто-Белью (Прекрасной гаванью). Это место станет процветающим торговым центром, началом пути через Панамский перешеек. Из Пуэрто-Белью и рядом лежащую гавань испанцы будут вывозить в Европу перуанские богатства. Она сохранит название до наших дней.

Через неделю Христофор обнаружил вторую бухту в самом узком месте перешейка, в тридцати двух милях от Тихого океана, и назвал ее Провиантской. Следующее поколение моряков переименует бухту в порт Номбре-де-Дьос (гавань Господнего Имени). Сюда из Перу на вьючных животных и плечах носильщиков будут доставлять золото и серебро, чтобы на галлионах перевезти в Кастилию.

Из гавани Господнего Имени флотилия двинулась на восток. Внезапно налетевшая буря задержала корабли, заставила искать укрытие. В конце месяца эскадра спряталась от непогоды в неудобной бухте, оскорбительно прозванной «Отхожим местом», провела в ней две недели.

Индейцы враждебно встретили гостей. Из-за женщин вспыхивали ссоры. По берегу ползали аллигаторы. Колумб знал, что в Индии водятся крокодилы. Обилие мерзких тварей убеждало его в том, будто он почти достиг цели. Восточный ветер не прекращался, встречная волна препятствовала плаванию. На совете офицеры решили вернуться в Пуэрто-Белью, дождаться удобных муссонов. Корабли вышли из бухты, понеслись на попутном ветре на запад. Пятого декабря они кинули якоря в красивейшей бухте. На следующий день подул западный ветер. Эскадра с той же скоростью устремилась назад к Отхожему месту.

«Панамские берега, подобно гондурасским, вытянуты в широком направлении, и здешнее приморье подобно аэродинамической трубе, через которую сама природа гонит мощные струи пассатных ветров. Восточные пассаты дули прямо в нос кораблям, и продвигаться вперед против этих упорных ветров было мучительно трудно. Целый месяц корабли лавировали на участке между Пуэрто-Белью и устьем реки Чагрес, пятясь подобно ракам и изредка наверстывая потерянные мили, и все это время свирепствовали сильные бури»[104].

Конец 1502 года явился самым трудным в жизни мореплавателя.

«Опасности сменяли одна другую. Вода, ветер, молния – все пришло в движение. Казалось, что берег представлял собой единственный утес, затопленный взбунтовавшимся морем. С мрачных небес непрерывно устремлялись на землю потоки дождя. Нигде не было спасения. По три дня корабли теряли друг друга из виду. Однажды они попали в центр смерча. Страшный вихрь со свистом образовал огромную воронку вокруг кораблей. Колумб пытался усмирить его, держа Библию в руках. Своей шпагой он рассекал воздух и чертил ею большой крест и круг, охватывающий всю флотилию. Не начал ли он сам верить в свои сверхъестественные силы? Во всяком случае, прошли два спокойных дня. Но корабли были окружены целой стаей акул. Очевидно, сама природа защищала золото Верагуа. Дневной рацион был слишком скудным, и люди, собрав свои последние силы, бросали гарпуны налево и направо, чтобы вытащить на борт окровавленные куски акульего мяса. К счастью, затишье позволило пожарить его. За этим пиршеством