За последние 10 лет количество заболеваний раком уверилось вдвое. Женщины тратят в среднем 30 часов в неделю на стояние в очередях и домашнюю работу. У славянских народов СССР на одно живое рождение приходится четыре аборта. Число бесплодных и выкидышей растет на 6—7% в год. К 1985 году должно было быть 400 миллионов населения — а налицо всего 270. Вот цена потерь, нанесенных идеологией.

Партийный, государственный и полицейский штат — три миллиона человек; из их числа около ста тысяч партаппаратчиков, которые живут так привольно, как никогда не жило дворянство в старой России, и составляют новый правящий класс. Причем подобное происходит не только в нашей стране, но и во всех тех двадцати государствах, которые имели несчастье попасть под власть марксистских партий.

В другой своей статье писатель сказал, что задумать поворот северных рек могли только «ополоумевшие безбожники».

1983

Сей год общим обликом был невзрачен и неприятен — что явственно придает ему нечто общее с обликом правящего временщика.

ЮРКОСТЬ АНДРОПОВА. 12 января тихо помер бывший «президент» Н. Подгорный: смерть всего лишь за год с небольшим прибрала всех четырех главных лиц предыдущего правления (Косыгина, Суслова, Брежнева и сего последнего).

Повинуясь чекистским повадкам, Андропов стал досаждать населению более прикровенно, чем Леня. Так, печать сообщила, что урожай в 1982 году был «больше», чем в 1981-м, — не назвав вообще никаких цифр (по американским подсчетам 160 и 180 миллионов тонн соответственно — при плане в 230 миллионов). 1 февраля в пятый раз подряд — но теперь уж безо всякого объявления — были подняты цены более чем на 300 видов товаров: соки, телятину, вино, электробытовую технику, шелк, платки, пластинки и так далее.

Затем была открыта кампания по отлову на улицах, в кинотеатрах и даже в банях людей: почему они разгуливают в рабочее время? С трибуны Андропов укорил перегибы и сказал, что такого рода мероприятия — «не наша линия». Тем не менее сие сущее беззаконие лишь все дальше распространялось: линия оказалась кривой. Сходного рода эпидемия охватила учреждения и предприятия: там прокатилась волна проверок минутного опоздания на службу. Опять-таки по-кагебешному «хитро» Андропов заявил при посещении одного завода: нельзя бесчестить хорошего человека, ежели он случайно припозднился чуть-чуть. Но делать это как раз продолжали.

Петрова нет в 9.00 на месте. Начальник нервничает. 9.10—все нет его, и начальник спешит в коридор, вытирая пот со лба. 9.15 — весь отдел вышел на улицу искать Петрова. В 9.20 звонит наконец его жена и говорит, что тот скоропостижно скончался. «Фу, слава яйцам! — восклицают все. — А мы уж боялись, что он опоздал!»

В феврале Советы догадались, что за применение психиатрии в карательных целях их собираются исключить из Всемирной психиатрической ассоциации — и поспешили выйти из нее, не дожидаясь позорного изгнания (за дело — что было подтверждено лишь при Горбачеве).

Черненко в борьбе за власть настаивал на проведении первого после 1937 года «идеологического пленума» (поскольку ни в чем ином командовать не умел). Андропов решил дать ему эту отдушину. В ходе подготовки решили хорошенько измочалить «русскую партию». Более всего навалились на смелую статью критика, бывшего фронтовика Михаила Лобанова в провинциальном журнале «Волга»; она называлась «Освобождение» и впервые в открытой печати рассказывала о геноциде народа при проведении насильственной коллективизации. Андропов лично настоял на принятии закрытого постановления ЦК, осуждающего такое направление мысли; а его подручный кагебешный литератор Петр Николаев тотчас тиснул в «Литературке» отповедь «Освобождение — от чего?». Здесь новая власть и проявила ту самую производную от уменьшительной формы имени временщика «юркость», которая стала знаменем всего его правления.

Пленум начался 14 июня «идеологическим» докладом Черненко, в общем вполне ничтожным; в числе прочего тревожно звучала брань по поводу «богоискательства», а также признание того, что у нас еще много верующих, которых надо настойчиво «воспитывать». На следующий лень Андропов произнес тоже безликую экономическую речь о том, что надо лучше работать, чтобы хорошо жить, 16-го избрали Андропова председателем президиума Верховного Совета. Еще же задумали так называемую школьную реформу, которая осуществлялась несколько лет, хотя так и осталось неясным — что она из себя должна представлять.

Стремясь хоть как-то набрать очки во мнении заграничном, да и отечественном, Андропов ухватился за отчаянное предложение какого-то референта ответить на письмо маленькой американской девчушки о том, хочет ли «дядя Юpa» войны. Десятилетнюю Саманту Смит (вместе с родителями) пригласили в Союз, принимали на правительственном уровне, катали по Москве, а потом и Крыму на «членовозе»… Лучшего собеседника временщику все не сыскивалось. Впрочем, он принял еще бывшего чемпиона мира по боксу негра Мохаммеда Али — но тот его потом у себя довольно нелестно ославил.

Вообще же рука правителя Андропова оказалась нелегкой: ему постоянно сопротивлялась как будто сама природа и история. То и дело случались неполадки и бедствия даже там, где все привычно шло худо-бедно даже при Лене: дважды «недолетели» космонавты до назначенной цели; Одесская область после аварии на химическом заводе оказалась зараженной и лишилась воды. Андропов сумел только снять «с почетом» первого секретаря Кириченко — а чуть раньше прогнал и «без оного» с Кубанского края Медунова, который разорил вверенную ему землю, погубив пшеницу и зачем-то заведя там невиданный ранее рис. Произошли также катастрофы на ядерном заводе в Волгодонске и с пароходом «Суворов» на Волге.

Самым же страшным и позорным было происшествие, случившееся в ночь на 1 сентября. Корейский пассажирский самолет с 269 людьми на борту (в их числе оказался американский конгрессмен, председатель правого Общества Джона Берча) залетел в советское воздушное пространство в районе Сахалина, где находятся некоторые пусковые ракетные установки. Случайно он туда попал или с его помощью решили пощупать систему противовоздушной обороны — так до конца осталось невыясненным; но главное, что советские перехватчики, сперва потеряв его по безалаберности, настигли уже на выходе в международное пространство и, недолго посовещавшись с командованием, сбили. Все пассажиры погибли.

Перепугавшись совершенно несоответствующего степени нарушения злодейства, советская печать стала самым подлым образом пытаться увильнуть от прямого ответа —