Лигдамида хмурился, гневался, обижался и все больше отдалялся, а третьего дня, вопреки воле отца, уехал со своими дружинниками из стойбища. Куда — неизвестно.

«Только бы ему хватило ума не кинуться спасать свою Марганиту с горсткой храбрецов», — думал отец.

Да и уехал он, как оказалось, совсем не вовремя.

Пять дней назад в стойбище появились скифы. Как они сумели проехать через земли киммерийцев незаметно, для всех было загадкой. Однако ж добрались, презрев опасность со стороны своих заклятых врагов, и на рассвете въехали в царский стан с восточной стороны кавалькадой из десяти конников, как будто давние друзья.

Царь еще спал, когда в шатер с этим известием к нему вошел Балдберт.

Теушпа спросонья ничего не понял, схватился за меч, вскричал: сколько их?!

Верный друг успокоил: скифы приехали с миром, хоть и неясно пока, зачем.

И это казалось еще удивительнее: никогда раньше их грозные соседи не вели с ними переговоров, только гнали и гнали прочь. Так хороший охотник расчетливо преследует раненого зверя, собираясь содрать с него шкуру, не повредив ее.

Когда выяснилось, что среди скифов номарх Арпоксай — верховный вождь катиаров[14], встретить дорогого гостя вышел из своего шатра сам царь.

Они были примерно одного возраста и потому быстро нашли общий язык, хотя за непринужденным общением скрывалась обоюдная настороженность.

На пир собралось ближайшее окружение царя. Ради угощения забили несколько баранов, пять быков, с десяток лошадей. Из города привезли овощи и фрукты. Вино доставил лично наместник Хаттусы, прослышавший о скифских посланниках. На пиру его посадили обособленно и не слишком близко к трону, и это раздражало фригийца. Выпив, наместник стал что-то кричать на непонятном для всех языке, хотя и так было ясно, что ругается и недоволен хозяевами. Теушпа посматривал на него с улыбкой, а сам думал о том, зачем сюда приехали скифы. «Слабость свою почувствовали? Или к войне с кем-то готовятся — тылы прикрывают, чтобы мы невзначай не ударили. Вопрос: с кем воевать хотят?»

Арпоксай наконец заговорил о цели своего приезда: от имени царя Ишпакая[15] повел речь о мире с киммерийцами.

— К чему омрачать этот прекрасный ужин спором о том, что лучше — война или мир, — ушел от разговора Теушпа. — Ешь, пей, веселись, ты гость! Самый дорогой гость, который когда-либо был в моем стойбище.

И киммерийский царь стал рассказывать о битве с Арад-бел-итом, без зазрения совести сильно приукрашивая собственную победу. Однако скоро заметил, как в глазах Арпоксая то и дело мелькает недоверие: тот уже слышал о сражении, а также о том, что победа киммерийцев была незначительной.

Теушпа ухмыльнулся и поманил к себе Дарагада, припал к его уху, стал что-то нашептывать. Царский племянник, чей отряд несколько месяцев назад столкнулся с ассирийскими разведчиками, тот самый, что носил урартский шлем и покинул лагерь кочевников еще до того, как произошла схватка, довольный вниманием дяди, показал крепкие лошадиные зубы, закивал и быстро ушел, чтобы исполнить приказание.

Долго ждать его не пришлось.

— Дорогу! Расступись! — прогремел над толпой зычный голос Дарагада.

Киммерийцы загалдели и образовали круг, в который вытолкнули трех ассирийцев со связанными руками, спутанными ногами.

— Смотри, Арпоксай! Вот она — моя добыча! — хлопнув скифского вождя по плечу, царь Теушпа довольно улыбнулся и с огромным трудом поднялся; коленные чашечки заскрипели, как старая повозка, ноги пронзила острая боль. Он медленно подошел к пленным, после чего принялся расхваливать ассирийцев, как хороший товар на рынке:

— Это командир отряда колесниц. Его имя Шаррукин. Ассирийский царь дает за его голову два таланта золота. Зачем мне брать города, если достаточно пленить несколько его воевод! Тот, что рядом и на голову выше, — сотник из царского полка, — стоит столько, сколько табун лошадей…

— А как здесь затесался этот мальчишка? — удивился Арпоксай, показывая на третьего ассирийца, обросшего грязного юношу с отрубленными кистями рук.

— Ассирийский разведчик, — Теушпа злобно оскалился и потянул к себе пленника, схватив его за шею. — Пытался нас выследить вместе со своим отрядом. Один только и остался изо всей своры. Юнец, но дрался, как мужчина. Убил моего старого друга… Его Дарагад, мой племянник, взял.

Марона, чье лицо было иссечено плетью, бесстрашно посмотрел на киммерийского царя и улыбнулся — через боль, как улыбаются, чтобы доказать, что его не сломили. Теушпе это не понравилось. Он сбил юношу с ног одним ударом кулака в грудь, а когда тот оказался на земле, принялся топтать его ногами. И откуда взялись силы!

Арпоксай рассмеялся. Киммерийцы радостно зашумели. Балдберт, перехватив устремленный на него взгляд, взял в руки факел и поднес его царю.

— Держите его покрепче!

Этим факелом Теушпа опалил лицо и выжег глаза Мароне.

— Кричи! Кричи! Собака! Моли меня о пощаде! — брызгал слюной царь.

Но лежащий в грязи едва живой пленник не издал ни звука.

— Может быть, он проглотил язык? — забавлялся скифский номарх, которому явно нравилось это зрелище.

Теушпа с готовностью откликнулся:

— Сейчас проверим. Дарагад!

Царский племянник взял кинжал и его рукоятью выбил ассирийцу передние зубы, вынуждая того открыть рот. Затем почти счастливо, как будто это была неслыханная удача, улыбнулся и сказал, что язык на месте.

— Так вырви его! — приказал Теушпа.

— И руки! Надо укоротить ему руки! По-моему, они слишком длинные! — смех так разобрал Арпоксая, что на глазах у него выступили слезы.

— И руки! — согласился киммерийский царь. — Оторви их по самые плечи!

Исполнить пожелание обоих номархов взялся все тот же Дарагад.

Пока к месту казни тащили деревянную колоду, несли секиру, царский племянник острым ножом отрезал молодому ассирийцу язык. Марона после этого едва не захлебнулся собственной кровью и, кажется, потерял сознание. Он немедленно лишился бы и рук, и, наверное, умер прямо здесь же, если бы не вмешательство Арпоксая.

— Мой великодушный хозяин, прошу тебя, останови своего племянника! Подари мне этого ассирийского пса.

Теушпа недоуменно посмотрел на гостя:

— Что ты задумал?

— Я заставлю его спариваться себе на потеху.

Эта шутка развлекла их обоих.

— Пусть будет так! Он твой!

Марону пришлось унести на руках. Теушпа потребовал, чтобы о нем позаботились и не дали умереть. Арпоксай же продолжал веселиться:

— А правда ли, что ассирийцы такие хорошие воины? Или они все напрочь