Турецкая война не удавалась. Не исключена была возможность отступления от крепостей, что было бы позором и ударом по престижу империи.

Только мятежа на Востоке теперь и недоставало. Мятежа и отложения Восточной Сибири.

«Секретно.

Коменданту при Нерчинских рудниках господину генерал-майору Лепарскому.

Усмотрев из представленного мне донесения кабинета, что ведомства Нерчинских горных заводов в Зерентуйском руднике каторжные в большом числе под предводительством Ивана Сухинова в пьяном виде намеревались произвести возмущение, но по доносу Алексея Казакова были взяты и содержатся под стражею, кроме Василия Бочарова, который скрылся, я повелеваю Вам приказать отыскать непременно Василия Бочарова и всех предать немедля военному суду, по окончании коего над теми, кои окажутся виновными, привести в исполнение приговор военного суда по силе § 7 учреждения о действующих армиях и впредь в подобных случаях разрешаю руководствоваться сим правилом, донося о том начальнику Главного штаба моего и министру императорского двора.

Николай

в Одессе

13 августа 1828 года».

Этим приказом император давал право Лепарскому применять по своему усмотрению смертную казнь и вводить военное положение.

18

«…И хоть он, Сухинов, ни в чем прописанном собственного сознания не учинил, а, напротив, опровергал то разного для сего околичностями и изменениями собственных своих сознаний, но достаточно на очных ставках изобличен ссыльными Голиковым и Бочаровым, а к тому, как он сослан в Нерчинские заводы в работу за участие в возмущении против высочайшей власти, довольно доказывается виновным; почему на основании указа 1775 года, апреля 28 дня, не домогаясь от него, как шельмованного и лишенного всех прав и доверия, собственного сознания за выше расписанные его на сии злодейства покушения, по силе узаконений: воинских артикулов на 99-й толкования, 12-го, 135 и 137-го с толкованием, и указа 1754 года мая 13-го, пункта 8-го, учинить ему, Сухинову, смертную казнь, повесить, но, сообразуясь с силою указов 1754 года, сентября 30 и 1817 года, декабря 25 дня до воспоследования разрешения наказать его кнутом тремястами ударами, поставить на лице клейма и, дабы он впредь подобных к преступлениям покушений делать не мог, заключить его, Сухинова, в тюрьму».

Лепарский изменил приговор: «Вместо того, согласно полевого уголовного уложения главы II, § 7, главы V, § 40-го, определяю: Ивана Сухинова расстрелять».

Голиков, Бочаров, Михайлов и еще двое были тоже приговорены к расстрелу. Остальные – к кнуту.

19

За несколько дней до казни Сухинов узнал, что его приговорили к наказанию кнутом, клеймению и повешению.

О решении Лепарского ему известно не было.

Итак, его, офицера, прошедшего Наполеоновские войны, имеющего семь ран, мечтавшего о свободе Отечества и погибающего за эту свободу, – его собирались бить кнутом и ставить ему на лице клейма.

Он даже усмехнулся, услышав об этом. Он знал, что этого не будет.

Он этого не допустит.

Еще в начале мая он добыл у нерчинского лекаря немного мышьяка. Когда приговор стал ему известен, Сухинов принял часть мышьяка.

Лежа в темноте на нарах и мучаясь от начавшихся страшных болей, он думал о том январском дне 1826 года, когда дали осечку два его пистолета.

Сожалел ли он об этом теперь? Нет. Он должен был бороться до конца. И он боролся до конца.

Он сам выбрал свой путь. И он прошел его, ни от чего не уклоняясь.

Тогда самоубийство было слабостью, теперь – необходимостью.

Им не придется выставить его на позор.

Боли становились нестерпимыми, но он лежал молча и неподвижно, чтоб не выдать себя.

Он был слишком здоров и силен. Мышьяку было мало. У него началась рвота. К утру боли утихли.

Умереть не удалось.

Чувствовал он себя ужасно.

Следующим вечером он принял оставшуюся часть мышьяка. Она была больше первой. От боли он потерял сознание и в беспамятстве застонал. Услышал часовой. Позвали лекаря.

Сухинов остался жить.

Прошло еще несколько дней. Наступила ночь с 2 на 3 декабря 1828 года – канун казни.

Он был обессилен и истерзан. Ему было трудно двигаться.

Но когда все уснули, он сел на нарах и отвязал кожаный ремень, которым подтягивал к поясу цепь кандалов, чтоб легче было ходить.

Он сделал петлю и привязал конец ремня к деревянному клину, вбитому между бревнами невысоко над нарами.

«Вот мы и встретимся, Сергей Иванович, любезный мой», – сказал он про себя…

Горбачевский писал: «Через несколько времени один из арестантов, проснувшись, пошел зачем-то к дверям и задел за ноги Сухинова, ему показалось это странным. Он хотел узнать, что это такое, стал искать около себя ощупью и дотронулся до тела Сухинова. Испуганный арестант начал кричать: „Спасайте, кто-то из наших повесился“. Сей неожиданный крик поднял всех на ноги, принесли тотчас огонь, и первый предмет, который представился, – это было бездушное тело Сухинова. Ремень был снят с его шеи: привели лекаря, который тотчас заметил в теле признаки жизни. Можно думать, что для возвращения оной не нужно было употребить больших усилий искусства, ибо гвоздь был вбит довольно низко, и Сухинов, желая затянуть как можно крепче петлю, спустивши ноги с нар, еще коленями касался оных. Нет сомнения, что лекарь сообразил все сии обстоятельства, но, вероятно, не зная приговора правительства[84] и не решаясь из сострадания предать бедного Сухинова позорному наказанию кнутом, он не старался возвратить к жизни несчастного страдальца, но приказал тело его положить на телегу и отвезти в лазарет шагом, как можно тише, как будто бы для того, чтобы не произвести в нем ни малейшего сотрясения, могущего возбудить кругообращения остановившейся крови. Тотчас по привозе в лазарет тело было спущено в погреб и положено на лед».

Там Сухинов и умер.

Утром его тело еще до общей экзекуции бросили в приготовленную для всех казненных могилу.

Когда началась казнь, то выяснилось, что ружья у солдат в совершенно неисправном виде и стрелять из них прицельно невозможно.

Приговоренных к расстрелу добивали штыками.

Это произошло 3 декабря 1828 года.

20

6 декабря 1828 года генерал от инфантерии Бахметев был уволен от управления пятью губерниями и переведен в Государственный Совет.

Это была синекура. Никакого влияния на дела государства члены Государственного Совета не имели.

26 января 1829 года титулярный советник Демьян Осипович Путвинский отправил донесение шефу жандармов Бенкендорфу:

«Бывший генерал-губернатор Нижегородской, Казанской, Самарской, Саратовской и Пензенской губерний поручил мне исполнять по отношению к нему Вашего высокопревосходительства от 18 апреля 1828 года, вследствие которого доносил я рапортом моим от 20 мая следующее: пред прошедшим праздником Пасхи приезжали из Москвы в село Лысково девка графини