– Да, всё верно! Это про моего отца! Но почему-то у него в архиве нет этой статьи? Я, во всяком случае, её не припоминаю. Мы её как-то пропустили.

– Пробел этот легко исправить. Я вам передам её. Если мы ещё с вами увидимся.

– Даже и не знаю, будет ли следующий раз… Проще, наверное, мне через вас узнать номер газеты, в которой вышла эта статья.

– А давайте сделаем по-другому, Николай Георгиевич… Вы оставьте мне адрес вашего батюшки, и я ему на этот адрес вышлю газету с той самой статьёй.

– Буду вам за это признателен! – обрадовался Николай. – Записывайте!

Калганов достал из внутреннего кармана своего клетчатого пиджака блокнот и записал самарский адрес Соколовских.

– Я, не затягивая, вышлю статью! – заметил Калганов и, затушив сигарету, он бросил окурок в ведро, предназначавшееся для курильщиков.

Первым вернулся на кухню Калганов. За ним, минуты через две, присоединился к кампании и Николай. И тут появился новый запоздавший гость. Это был мужчина средних лет с благородной и приятной внешностью и с бородкой в виде эспаньолки.

Проведя его на кухню, Михаил Емельянович представил своего нового гостя всем присутствующим:

– Господа, знакомьтесь! Я рад вам представить Валерия Яковлевича…

– О, Брюсов!

– Брю-юсов!

Раздалось с разных сторон.

Первым к Брюсову подошёл журналист Калганов. Он пожал руку новому гостю и произнёс:

– А я кое-что читал из ваших произведений…

И вскоре, уже со всеми перезнакомившись, этот к тому времени ставший известным поэтом, прозаиком, переводчиком, литературоведом и литературным критиком Брюсов стал читать свои стихи по требованию присутствующих.

Брюсов к тому времени уже был модным литератором, а ещё общепризнанным главой такого поэтического направления, каким являлось течение символистов. Это течение, состоявшее в основном из молодых поэтов, подражало своим французским коллегам. Но Валерий Яковлевич сейчас читал из своего старого: ещё написанные в начале 1900 – х годов стихи про исторических героев, про Асархаддона, Рамзеса II, Александра Великого и Клеопатру. Именно эти стихи захотели послушать все присутствующие.

При чтении своих стихов правильные черты лица Брюсова стали ещё более одухотворёнными.

Посиделки затянулись почти до часа ночи и только уже в начале второго последними уходили Соколовские.

***

Надя узнала, что на эти посиделки все приглашённые скидывались по три-четыре рубля, но деликатный Михаил Емельянович даже словом не намекнул про это, и Надя, вытащив из своей сумочки десятку, протянула её Марусе.

– Что вы, что вы! – запротестовала супруга Казаченко. – Мы не будем с вас брать никаких денег!

– Не обижайте нас! – поддержал супругу Михаил Емельянович. – Я не хочу с вас принимать взнос.

Тогда Надя положила купюру на обувницу и произнесла:

– Я от чистого сердца! А-ах, да, вот ещё что! Чуть не забыла! – и Надя попросила Николая спуститься к ожидавшему Соколовских Еремею и достать из его экипажа подарки.

Вскоре Николай вернулся в квартиру Казаченко и вручил Марусе две внушительные деревянные коробки. Надя же пояснила, что в них находилось:

– Мы знаем, что у вас замечательные сыновья, ещё гимназисты, один во втором классе, а другой в третьем, и потому от нашей семьи им дарим два набора оловянных солдатиков! Примите эти подарки! И никаких возражений мы слышать не хотим! Это оловянные солдатики знаменитой германской фирмы Эрика Хайнриксена. Гусары, кирасиры, гренадёры и прочие рода войск 1812 года.

– Ой, они же очень дорогие! – воскликнул Казаченко.

– Берите, берите! Это вам на память от семьи Соколовских! – настояла Надя.

И как не отнекивались Казаченко, но им пришлось принять и деньги, и подарки, но в ответ супруга Михаила Емельяновича собрала Соколовским пакет с различными домашними вкусностями, и только после этого хозяева успокоились.

Глава восьмая

Подходила к концу командировка у Николая и им следовало возвращаться в Самару, ну а уже в ней пробыв не долго, дней пять, им предстояло вновь сняться с места, и их путь лежал за Урал.

Надя должна была проехать в Омск и там закончить все свои дела и после этого, ближе к Рождеству или сразу после него, она собиралась вернуться в родной город, ну а Николай, с чужим паспортом и не под своим именем, должен был отправиться в длительную и секретную командировку за кордон, в далёкий Китай, а точнее он должен был под видом швейцарского журналиста отправится с особым заданием в немецкий анклав на территории этой страны.

Перед тем, как покинуть столицу, Надя очень хотела посмотреть ещё и какую-нибудь балетную постановку. Балет, как и оперу, она не то, что любила, а обожала. Причём с самого раннего детства. Одно время, в детстве, она даже мечтала стать знаменитой балериной, но осуществлению её мечты помешали резкие возражения отца. Он даже и слышать не хотел о таком будущем для своей единственной дочери.

Подчеркну ещё раз, что с середины XIX века и до начала XX русская культура и искусство переживали невиданный расцвет, и достижения в различных направлениях у России были потрясающими! О живописи, литературе, музыке я уже упоминал, но отнюдь не последнее место в этом ряду занимал и балет. В нём тоже в это время у России имелись несомненные успехи, и именно в это время во всём мире стали восхищаться русской школой танца.

***

Балет в России имел давнюю историю.

Первое представление состоялось ещё при дворе царя Алексея Михайловича, и произошло это в далёком 1672 году, на масленицу. Поставил это представление о мифическом Орфее приглашённый из Германии композитор и музыкальный педагог Генрих Шютц. Эту балетную постановку показали в царском селе Преображенском. Перед её началом на сцену вышел актёр, изображавший самого Орфея, и он прочёл куплеты, в которых превозносились душевные качества Алексея Михайловича.

При Петре I в России появляются уже танцы в современном значении этого слова. На симпосиях стали исполняться очень модные тогда менуэты.

Пётр I издал указ, согласно которому эти танцы стали основной частью придворного этикета, и дворянская молодёжь была обязана им обучаться.

А в