— Ни нсклько.

Лицо Алексея стало белым как от пощёчины. Кажется, что даже пол под ним снова перестал быть устойчивым. Павел смотрел на побелевшего Алексея и начинал осознавать, что явно произошло какое-то нелепое недоразумение. А Алексей продолжал. Нервно сглотнул и выталкивал из себя слова, словно каждое из них обдирало ему горло.

— Брат, пожалуйста… Наверное, я просто не расслышал или не так понял… У тебя нет дурных намерений?

Такого Павел точно не ожидал услышать.

— Я н сбрюсь… кврно лишть её нвннсти, есл ты об этм.

Пригладился и продолжил:

— И я вбще смнвюсь, чт в блжйшее врмя я спсбн на ткие пдвиги.

Вспомнились слова доктора. Да уж. Какие тут девушки.

Кровать скрипнула. Алексей бесцеремонно опустился рядом с ним и облегчённо уткнул лицо в ладони. Не отрывая рук от лица, он пробубнил:

— Прости, что предположил. Конечно же ты не такой, брат.

— Н да, смйные чрты мн не дстлись.

Алексей вздрогнул и резко встал с горячим лицом.

— Я сказал глупость. Но Лизавета Михайловна… Она так доверчива и юна. Я не могу исправить сделанного, но сожалею.

Вид того, как Алексей горел попеременно то красным, то белым, немного веселил. Стало интересно, а что если…

— Ну, тк жнсь, в чм прблма? — он махнул левой рукой.

— Брат! Она же мне как сестра!

Стало ещё веселее:

— Мжт тбя скро жнят.

— Я ей даже не нравлюсь.

Павел закатил глаза. Да кого из их папенек-маменек вообще когда волновало, нравилась ли их сыну невеста и он ей или нет.

Алексей упрямо думал о том, что никто своей дочери такой судьбы не пожелает.

— Оте… — бросил взгляд на Павла. Вздохнул. Доводы против осели в горле. — Мы не женимся.

Он помолчал и отстранёно добавил:

— Судьба офицера умереть за отчизну. Оставлять после себя скорбь я не хочу.

На этот раз Павел закатил глаза так, что они чуть под череп не запали. Сколько драмы… Впрочем, Алексей офицер, а он только ефрейтор, так что не ему судить о судьбах отчизны. Он молча сполз под одеяло.

Алексей потянул руку, чтобы поправить одеяло, но застыл и неловко опустил её. Снова он наговорил лишнего. Пожевал на языке вопрос:

— Я приду ещё?

Павел кивнул. Пусть приходит. А то тут было тоскливо. А ему обещали пиявок и током бить терапевтически. С последним он был всё же не согласен.

Глава 6. Белокурая Жози

Лизонька была весела. Лизонька была бодра. Лизонька была полна жизни и желания узнать, кто носит героическому ефрейтору цветущую сирень в конце ноября. Тем более слухи о том, как кто-то вломился в оранжерею на Елизаветских водах и поломал единственное деревце, которое считалось местным чудом и о котором заботились настолько тщательно, что оно расцвело второй раз за год, разошлись широко и угасать не собирались. Лизонька прыгала от любопытства, кружилась по палате и приставала к Алексею с расспросами. Многочисленные юбки тёмно-зелёным морем разошлись у её ног, когда она в очередной раз прокружилась, устав изображать пристойную невозмутимость. Алексей встал и отодвинул стул, об который она уже успела споткнуться пару раз и с которым даже пыталась вальсировать.

— Алексей! Вы только подумайте! Кто-то прокрался в непроглядной ночной тьме, рисковал попасться в зубы лютому меделяну и всё только для того, чтобы принести цветы.

Алексей старательно делал вид, что он совершенно не при чём.

— Вы слишком впечатлительны для своего возраста, Лиза. Вполне возможно, что цветы принёс сам лесничий.

— Фи! Вы скучны как всегда, — Лизонька разочаровано села на стул. Молчаливо посидела некоторое время, а потом выпалила неожиданно пришедшую идею: — Я думаю, это был мужчина.

Алексей оторвался от немецких медицинских журналов, что одолжил ему доктор Овсов, и поднял на неё голову.

— Вы находите это странным?

— Нисколько! Лишь романтичным, — взгляд Лизоньки приобрёл некоторую мечтательность.

— Романтичным?

— Ну конечно же. Вы только представьте, любовь, о которой нельзя сказать. Запретные чувства. Я как раз недавно читала, как мужчина, который не мог заговорить о своей любви, говорил на языке цветов. И сирень там тоже была. Сейчас, дайте вспомнить, — Лизонька нахмурила лоб. И вдруг её лицо разгладилось и она с выражением прочла: — «Моё сердце принадлежит только тебе».

Алексей побагровел:

— Елизавета Михайловна, кажется, мне стоит переговорить с вашей маменькой по поводу вашего внеурочного чтения.

Лизонька отмахнулась:

— Оставьте. Всё равно вы только пугаете. И я не делаю ничего дурного. Тем более, если то, что вы считаете дурным, происходит на самом деле.

— Да с чего вы это взяли? — окончательно возмутился Алексей. — Павел Кириллович что ли вам такое наговорил?

С лица Лизоньки сбежала улыбка.

— Павел Кириллович ничего не говорил. Вернее сказал, но я не смогла ничего разобрать. Скорее бы с него сняли лубки. Вы только представьте, такая трагедия и где? Там, где мы бы даже представить этого не могли. Как думаете, кто бы это мог быть?

— Я думаю, это всё всего лишь фантазии, почерпнутые из книг. А вам, Лиза, следовало бы задуматься о том, какое вы впечатление можете произвести, так часто навещая Павла Кирилловича.

Лизонька только фыркнула:

— Милосердной девушки, которая пытается скрасить дни болезни солдат, положивших свои жизни на священный алтарь отчизны.

Алексей покраснел куда сильнее:

— Лиза! Вам должно быть стыдно так переворачивать мои слова. И подумайте хотя бы об Емеленко. Он же влюблён в вас. Каково ему будет слушать такие новости, как вы не отходите от постели Павла Кирилловича?

Напоминание об Емеленко подействовало. Лизонька вдруг скромно опустила очи долу и задумчиво подергала завитой локон, падающий на лицо.

— Володя… Как он?

— Здоров. Так же беспрестанно готов в любое время дня и ночи вести речи о вас, — Алексей подумал, что со склонностью Емеленко нарываться на рожон, здоровым он будет не долго. Вздохнул. Не ему судить. Сам-то сколько всего натворил, а ведь считал себя благоразумным и ответственным.

Лизонька встала со стула и старательно разгладила платье.

— Пойду я, тоску вы наводите. Да и нянюшка ждать устала. Второй самовар поди уже поставить со сторожем успели. А насчёт сирени я права, вот увидите.

Алексей тут же поднялся, чтобы проводить женщин до дома.