Бахметев ответил Бенкендорфу коротким письмом, в котором обещал меры к задержанию мещанина Бочкова принять.

Затем он вызвал чиновника для особых поручений Путвинского и велел ему выяснить, действительно ли приезжал кто в марте к князьям Грузинским или это одно вранье. И если это правда, то к сентябрю установить на заставах в Нижнем соответствующий надзор.

В правдивости присланных из Петербурга сведений Путвинский, естественно, не сомневался. Он сам их туда отправил. Что же касается надзора в Нижнем, то у него насчет поимки мещанина Бочкова были несколько иные планы. Но делиться с генерал-губернатором он ими пока не стал.

9

13 мая 1828 года, в воскресенье, Сухинов, у которого в Зерентуе все было готово к выступлению, послал в Нерчинский завод Бочарова, чтоб тот увиделся с Алексеем Пятиным и узнал, подготовил ли Пятин людей в заводе.

Вечером, около 11 часов, Бочаров вернулся обратно, пришел в казарму, в которой жили каторжане. Голиков еще не спал. И Бочаров сказал, что толку от его похода не было. Пятина он долго искал, найти не мог: по случаю праздника все были пьяные. И вдруг встретил Пятина на улице. Он тоже был пьян, и четверо солдат вели его в полицию.

Наутро Бочаров с Голиковым пришли к Сухинову и сообщили о результатах разведки. Сухинов выругался. Вместе они подсчитали приставших к ним людей. Получалось достаточно. Решили выступить в ночь с 24 на 25 мая, когда снег совсем сойдет и двигаться от рудника к руднику будет сподручнее. Да и теплее будет, а то все раздеты.

Чем ближе подходил день мятежа, тем легче становилось на душе у Сухинова, тем меньше огорчали и раздражали его печальные и осуждавшие лица Соловьева и Мозалевского. Они не понимали, к какому великому подвигу готовится он, Сухинов, и все, кто с ним пойдет.

– Уже скоро, – говорил Сухинов казненному Муравьеву, – уже совсем скоро, незабвенный мой Сергей Иванович.

В Читинском остроге между тем со дня на день ожидали вестей из столиц.

10

20 мая 1828 года Данила Васильевич Бочков и Аграфена Николаева остановились за несколько станций от Иркутска. Бочков снял пол-избы, и три дня они жили там. Бочков прогуливался по станции, встречал почтовые тройки от Иркутска. На третий день приехал на станцию человек в тулупе поверх поддевки, по виду – небогатый купец. Они переглянулись с Бочковым, пошли в трактир. Потом отправились в избу, где ждала Аграфена, и Бочков отдал человеку в поддевке узел и бумажник.

На следующий день утром Бочков и Аграфена поскакали дальше к Иркутску.

В Читинском остроге ждали вестей, не подозревая, что судьба их замысла решается в Зерентуйском руднике.

11

В Зерентуйском руднике наступило 24 мая 1828 года.

Вечером этого дня должно было начаться восстание.

Выписка из следствия, произведенного сначала Нерчинскою горною конторою, потом господами берггауптманом Киргизовым, коллежским секретарем Нестеровым и прапорщиком Анисимовым:

«Рапортом Нерчинская горная контора от 28 числа мая сего 1828 года донесла, что 24 числа того мая пополудни в 3 часу по приезде г. управляющего тою конторою из Кадаинского в Зерентуйский рудник явился к нему ссыльный Алексей Казаков в пьяном виде и объявил, что из числа проживающих в Зерентуйской казарме ссыльно-рабочих Павел Голиков, Василий Бочаров, Федор Моршаков, Семен Семенцов, Василий Михайлов и Тимофей (коего прозвания не припомнит) и другие, коих он поименно не упомнит же, числом около двадцати человек, согласились в ту ночь под предводительством ссыльного Ивана Сухинова, сосланного за участие в государственном возмущении, собраться в назначенное ими место и, учиня побег, забрать наипервее из цейхгауза при том Зерентуйском руднике солдатские ружья с патронами, потом идти вооруженными в казармы того же рудника и принудить рабочих к побегу с ними, разбить тюрьму и освободить всех арестантов, потом зажечь все селение при Зерентуйском руднике, идти в Нерчинский завод и далее, истребляя все, что только будет упорствовать против исполнения их желания, и что он, Казаков, и обещание в том дал, но, обдумав сие злостное предприятие, решился о том объявить…»

Совершив этот «подвиг», Казаков пошел в тайное место на околице, где была у него спрятана бутылка, и выпил ее. Потом пошел ходить по улицам. Встретил Моршакова и сказал ему, подмигивая:

– Все, Федя, кончились ваши затеи…

– Это отчего же? – спросил Моршаков.

– Поди к управляющему, справься, – сказал Казаков и снова подмигнул.

Моршаков все понял и бросился разыскивать Голикова.

Через полчаса, нагулявшись, Казаков отправился в казарму поспать. Но у самой казармы встретил Бочарова. Бочаров обнял его и сказал, что в березняке ждет их Голиков с двумя штофами. Казаков мало что уже соображал и без слова пошел в обнимку с Бочаровым в рощу. Голиков шел за ними следом.

Когда они вошли в рощу, Бочаров отпустил Казакова, и тот, качаясь и напевая что-то, остановился, схватившись за березу. На березах пробились первые листочки.

Голиков, подобрав с тропинки камень, подошел к Казакову.

– Донес управляющему, Алешенька? – спросил он.

– Донес, Паша, донес, чего ж делать-то, донес… – пробормотал Казаков.

– Напроказил ты, брат, – сказал Голиков и ударил изо всей своей страшной силы Казакова камнем за ухо.

Казаков выдохнул и упал. Голиков добил его.

Потом они с Бочаровым оттащили тело к старому шурфу, сбросили туда и засыпали щебнем.

На обратном пути зашли на ключ. Голиков отмыл кровь с рук. Придя в селение, взяли у Птицына вина в долг на двадцать копеек и выпили.

Тут же у кабака какая-то девочка сказала им, что их ищут солдаты.

12

Генерал-губернатор Восточной Сибири Лавинский – шефу жандармов Бенкендорфу:

«Секретно.

26 мая прибыли в Иркутск из Москвы отправленные графиней Потемкиной Бочков и Николаева. По предварительному распоряжению на самом въезде в город были они остановлены полицией и имеющиеся при них вещи все без исключения доставлены в дом гражданскому губернатору, который лично сам при отряженных мною двух советниках освидетельствовал самым тщательным образом и вскрыл предъявленные Бочковым два конверта, адресованные на имя сего губернатора.

В вещах, которым имею честь препроводить реестр, не оказалось никаких вложений, и как в числе оных не найдено также упоминаемого в препровожденной от Вашего превосходительства записке зимнего салопа, то уничтожается и само подозрение, будто в сих вещах были зашиты письма.

В конвертах, к гражданскому губернатору адресованных, заключались: в первом письмо к нему графини Потемкиной, которым просит об отправлении прибывшей с Бочковым девки к Трубецкой; а во втором: письмо а) к Василию Львовичу Давыдову от Петра Львовича Давыдова с посылкою турецкого табаку; б)