— Это глупости. На маме нельзя жениться, все это знают.

— В три года ты этого не знал.

Воскресные разговоры с ней помогали ему пережить остальную неделю. Он ненавидел Уилла, но большинство людей в доме не были ни добрыми, ни злыми, а Роджер и Фан были на его стороне. Он боготворил Роджера.

Он уже чувствовал себя совсем взрослым, рассказывая ма, как он чистит и полирует, особенно когда она сказала:

— Да ты у меня настоящий маленький работяга!

День пролетел слишком быстро. У нее обычно было для него маленькое угощение: ломтик окорока, кружка свежего молока, апельсин. Сегодня она дала ему кусочек поджаренного хлеба с медом.

Вечером, когда они шли обратно, вкус меда все еще оставался у него во рту. Приближаясь к усадьбе и понимая, что не увидит маму еще целую неделю, он начал плакать.

— Ну-ну, — сказала она. — Тебе скоро семь. Ты должен вести себя как маленький мужчина, потому что им ты и являешься.

Он старался изо всех сил, но слезы все текли.

У черного хода он вцепился в нее. Она долго обнимала его, потом отцепила его руки, втолкнула в дверь и закрыла ее за ним.

*

В понедельник утром Кит чистил и полировал седла и прочую конскую сбрую. Часть ее пачкалась во время езды, а всю ее нужно было натирать сапожной мазью, чтобы кожа оставалась мягкой и не пропускала воду. Кит работал в судомойне, пока Фан подметала ковры наверху. Седла были тяжелыми, и Киту приходилось таскать их через конюшенный двор по одному.

Он не любил лошадей. Они его пугали. Он никогда не видел, чтобы его родители ездили верхом.

У сквайра и его сыновей в конюшне было девять животных. Сквайр Риддик разъезжал в кабриолете — двухколесной повозке с откидным верхом, запряженной крепким пони. И у ректора Джорджа, и у мистера Роджера были свои лошади: большая кобыла у ректора и легконогий мерин у Роджера. Уилл предпочитал крупных, быстрых охотничьих лошадей, и у него их было две. Одной из них, недавнее приобретение, был темно-гнедой жеребец по кличке Стил. Были еще и четыре ломовые лошади.

Кит с охапкой кожаных ремней в руках вышел во двор и увидел Стила, стоявшего у тумбы для посадки в седло. Старый конюх по имени Нобби вцепился в уздечку, стремясь удержать животное на месте. Задача была не из легких. Конь был беспокойным, мотал головой, словно пытаясь сбросить уздечку. Глаза его были широко раскрыты, зубы оскалены, уши прижаты. Хвост коня ходил из стороны в сторону, а передние ноги были расставлены, будто она вот-вот рванется вперед.

Кит направился через двор, обходя животное по широкой дуге.

Уилл стоял на тумбе, одной ногой в стремени и с поводьями в руке, собираясь сесть в седло, а Роджер наблюдал.

— Я бы на твоем месте поводил его по лугу несколько минут медленным шагом, чтобы он успокоился, — сказал Роджер. — Он явно не в духе.

— Ерунда, — ответил Уилл. — Он просто резвый. Ему нужно полчаса хорошей скачки. Это его и успокоит. — Он перекинул ногу через спину лошади. — Открывай ворота, Нобби.

Как только Нобби отпустил уздечку, Стил начал нервно переступать боком.

— Стой смирно, дьявол, — заорал Уилл, дергая поводья.

Конь не обратил внимания на приказ и попятился.

Внезапно конь оказался рядом с Китом.

— Осторожно, Кит! — крикнул Роджер.

Кит замер от ужаса.

Уилл, дергая поводья, оглянулся через плечо и заорал:

— Прочь с дороги, глупый мальчишка!

Кит повернулся, сделал два шага и поскользнулся на куче конского навоза, выронив ремни. Он упал. Он увидел, как к нему бежит Роджер, но задние ноги Стила были ближе. Уилл что-то бессвязно орал, пуская в ход стек, а Нобби пытался поймать уздечку, но конь продолжал пятиться.

Когда Стил был уже почти над ним, Кит поднялся на четвереньки. И тут он увидел, как взметнулась нога Стила. Железная подкова ударила Кита по голове.

Страшная боль, а потом — тьма.

*

Следующим, что Кит осознал, была мучительная головная боль. Ничто в его короткой жизни не причиняло такой боли. В то же время он услышал мужской голос:

— Мальчишке повезло, что он вообще жив.

Он захныкал от боли, и голос сказал:

— Он приходит в себя.

Кит открыл глаза и увидел Алека Поллока, хирурга, в его поношенном черном фраке.

— Голова болит, — всхлипнул Кит.

— Садись и выпей это, — сказал Алек. — Это микстура Годфри. В ней лауданум, чтобы унять боль.

К кровати подошел другой мужчина, и Кит узнал светлые волосы и розовое лицо Роджера, который подложил руку ему под плечи и осторожно помог сесть. От движения головная боль усилилась.

Алек поднес чашку ко рту Кита, сказав:

— Осторожно, не разлей — лауданум дорогой.

Кит выпил. Он не знал, что такое лауданум, но напиток был похож на теплое молоко. Возможно, Алек что-то в него добавил, как сахар в чай.

— А теперь ложись и старайся лежать как можно спокойнее.

Кит сделал, как ему велели. Голова все еще болела, но он успокоился и перестал плакать.

— Ты знаешь, что с тобой случилось? — спросил Алек.

— Я уронил все ремни! Я не хотел. Простите.

— А что было потом?

— Кажется, Стил меня лягнул.

— Хорошо, что ты помнишь. Как сейчас твоя голова?

Кит с удивлением понял, что боль уменьшилась.

— Не так сильно, как было.

— Это действие напитка, который я тебе дал.

— Мне попадет за то, что я уронил ремни?

— Нет, Кит, ты ни в чем не виноват, — сказал Роджер. — Это случилось не по твоей вине.

— О, хорошо.

— А теперь послушай, я тебе кое-что объясню, — сказал Алек.

— Да, сэр.

— Кость у тебя в голове называется череп. Думаю, от удара Стила в нем, скорее всего, появилась небольшая трещина. Она заживет, если ты сможешь лежать совсем неподвижно следующие шесть недель.

Шесть недель это так долго, что Кит и представить себе не мог, как можно пролежать неподвижно все это время.

— Фан будет приносить тебе еду, а когда тебе понадобится сходить по-большому и по-маленькому, она принесет специальное судно, которым ты сможешь воспользоваться, не вставая с кровати.

Кит впервые огляделся. Это была не та невзрачная спальня на чердаке, где он обычно спал в одной кровати с Платтсом и Сесилом. Там простыни были серые, а стены выкрашены в зеленый. В этой же комнате были обои в цветочек, а простыни — белые.

— Где я? — спросил он.

— Это гостевая спальня, — ответил Роджер.

— В усадьбе?

— Да.

— А почему я здесь?

— Потому что ты ранен. Тебе придется остаться здесь, пока не поправишься.

Киту стало не по себе. С ним обращались как с гостем. Интересно, что об этом думает сквайр.

— Но я же должен чистить сапоги! — с тревогой сказал он.

Роджер рассмеялся.

— Это сделает Фанни.

— Фан не сможет, у нее и так слишком много работы.

— Не беспокойся, Кит, — сказал Роджер. — Мы что-нибудь придумаем, и с Фанни все будет в порядке.

Казалось, его забавляет тревога Кита, поэтому Кит больше ничего не сказал. Он подумал о другом.

— А можно мне сходить к маме?

— Ни в коем случае, — ответил Алек. — Никаких лишних движений.

— Но твоя мама придет к тебе, — сказал Роджер. — Я об этом позабочусь.

— Да, пожалуйста, — попросил Кит. — Я очень хочу ее увидеть, пожалуйста.

7

Эймосу снилось, что он ведет сокровенный, очень личный разговор с Джейн Мидуинтер. Их головы были волнующе близко, они говорили вполголоса, и тема их беседы была глубоко интимной. Его переполняло теплое, счастливое чувство. Затем сзади подошел Руп Андервуд и попытался привлечь его внимание. Эймос не хотел прерывать этот особенный миг с Джейн и поначалу не обращал на Рупа внимания, но тот потряс его за плечо. Тогда он понял, что это сон, но так отчаянно хотел, чтобы он продолжался, что попытался не замечать тряски. Не вышло, и он вынырнул из сна с тоской изгнанного ангела, падающего на землю.

— Эймос, проснись, — произнес голос матери.

Было еще темно. Обычно мать не будила его по утрам. Он всегда вставал вовремя, что бы ему ни предстояло, и, как правило, уходил из дома, когда она еще была в постели. Да и к тому же, вспомнил он, сегодня воскресенье.