Дмитрий спрыгнул в окоп, затем втянул за собой котелки и вещмешок.

– Братии, гуляемо!

Клыча тут же обступило всё отделение.

– Ну, наконец-то! – воскликнул Жангали, – а то уж и не в моготу! Заждались… А жрать то всё больше хочется! Каша?

– Ну да, перловка! – откликнулся Клыч и достал ещё фляжку.

– Спи-ирт?! – переспросил Темиров, и глаза у Жангали весело заблестели.

– Ну а что же ещё?! Лужицин не хотел давать, но вы же знаете меня, я всегда добьюсь своего! Нет таких преград, которые бы ефрейтор Клыч не преодолел бы!

– Ну, ты ша-а-айтан, Дмитро, – восхищённо заметил Жангали.– Настоящий шайтан!

– Молоток! – поддержал земляка младший сержант Неустроев .

– И всё-то у тебя получается! – не сдержался от искреннего восхищения и Армен Шафаров. – Это ж надо, у скупердяя Лужицина спирт выманить …

– А то! Напор, стремительность и, – Клыч размахнулся рукой и резанул ладонью по воздуху, – раз, раз, раз – и любая крепость неизбежно выбросит белый флаг! Запомните это, други!

Дмитрий тут же разлил из фляжки по кружкам спирт и бойцы кружки сдвинули, Клыч произнёс:

– Ну-у, братии, за перемогу ! За нашу победу! За то, чтобы поскорее Киев стал нашим!

Все выпили и принялись за кашу, Клыч ел и успевал ещё болтать:

– Я до войны часто ездил в Киев. Знаете, братцы, какой это красивый город! У-у-у, словами не высказать! А церкви какие там?!

– Ну не зря же его зовут матерью городов русских, – поддержал Дмитрия рядовой Михаил Скоробогатов.

– Верно мыслишь, – кивнул головой в ответ на реплику Михаила ефрейтор Клыч. – Он и матерь, а для моей ридной Украйны ещё и батька. И негоже, когда батька и матка находятся в полоне! Это надо исправлять! И исправлять немедля!

Клыч ещё понемногу разлил, но тут перед ними вырос ротный Юрик.

– Это что такое?! – возмутился младший лейтенант Шестопалов, – спирт употребляете?!

Бойцы как по команде вытянулись.

– Исключительно в целях предохранения от простуды, товарищ младший лейтенант, – отпарировал ефрейтор Клыч и протянул фляжку Юрику: – Вы, может, тоже будете?

– Увольте!

– А за победу?

– За по-обеду?..

– И за товарища Сталина!

Комроты не мог отказаться и тоже выпил. Но затем брови у него вновь сошлись и вид стал нахмуренный:

– Уже по второму разу поди пьёте, во-он, как глаза у всех заблестели.– Шестопалов одёрнул шинель. – Я ничего не видел, но закругляйтесь. Больше не пить!

– Поняли, товарищ младший лейтенант!– откликнулись бойцы.

И Шестопалов ещё что-то хмыкнув, но уже про себя, прошёл дальше.

***

После обеда бойцы отдыхали. Они разбрелись по своим местам. Клыч вновь взялся за губную гармошку, Михаил Скоробогатов вырезал из деревянной заготовки очередную ложку (такими ложками он уже обеспечил половину отделения), а Шафаров в армейской газете просматривал перечень освобожденных населённых пунктов. И благо, что противник их не тревожил. Его атака и на соседний батальон капитана Масленникова закончилась пока что ничем.

Немцы накапливали силы, перегруппировывались и периодически продолжали проводить разведку.

К Георгию подсел Жангали. Он явно был сам не свой и хотел о чём-то спросить, но никак не мог насмелиться. Тогда Георгий заговорил первым:

– Ну, ты молодчина, как танк то сумел подбить! Лихо у тебя вышло! Как будто давно этим занимаешься …

– Это на самом деле первый мой!

– А скажи, тебе не страшно было?

– Ну, почему? Ещё как страшно!

– Ну, да, я представляю!

– Вот-вот. Когда на тебя прёт такая махина, тут душа в пятки сама убегает! Он же может тебя раздавить, как пылинку, шайтан эту железную арбу побери!

– Наверное, к награде представят… Да я даже не сомневаюсь, обязательно представят! Вообще все наши молодцы! Четыре танка за один бой сумели подбить! Надрали фрицев так, что прямо не горюй! Получишь медаль и отправят домой благодарность, в том числе и туда, где учился … А-а, слу-у-ушай, Жангали, всё никак с тобой об этом не поговорю. А ведь ты же с нашей школы? Ты же тоже учился в Семипалатинске в Первой имени Чернышевского?

– Ну, да…

– Напомни, а в каком году ты её закончил?

– В тридцать восьмом…

– Ну, точно, я тебя помню. Ты на пять лет меня раньше закончил нашу Чернышевскую. А ещё в моем классе учился твой младший брат.

– Мурат?

– Мурка.

– Ну да, это мой самый младший из братьев.

– А где Мурка сейчас?

– Он то же уже на фронте. Почти год как призвали. Он в речное училище поступил, после школы, пошёл по моим стопам, тоже хотел стать речником, но не стал доучиваться и оттуда они все, пацаны с их группы, дружно сговорились и начали обивать пороги военкомата. И теперь он тоже воюет и фрицев в хвост и гриву чехвостит. В последнем письме мне обо всём подробно отец написал. Мурат в составе 56-й армии находился на Северном Кавказе. Насколько знаю, он участвовал в боях за Новороссийск и Таманский полуостров потом освобождал… Отец им гордится. Хорошо брат воюет. Его и командование представило к первой награде. Мурат получил медаль «За оборону Кавказа».

– Будешь писать домой или ему, передавай огромный привет. И напиши обязательно, что я Мурку (так звали в классе Мурата) помню. И рад что он в полном здравии и отличился уже. Ну что тут скажешь, молодец !

– Обязательно напишу, Георгий. А знаешь, – Жангали вздохнул и, наконец-то, решился: – ну ты же по Красноармейской вроде бы жил? Ну, ты сам как-то мне об этом говорил.

– По Красноармейской.

– У вас же частный дом?

– А в нашем районе только такие и находятся. Наш на два хозяина, но вход в него с разных сторон.

– А номер у вашего дома?

– Сто двадцать второй.

– Ну, по-о-онятно…

– А что?

– А через три дома по вашей стороне, но только ближе к пожарному депо, есть такой же примерно… Только он с большим палисадником …

– Как же не знать? Знаю я этот дом!

–Там жи-и-ивут…

–Ну-у?

–Та-а-ам это…

–Там живут Ишановы.

Жангали кивнул головой:

– Точно! Я их и имею ввиду, Георгий.

– Дядю Имангали Исмаиловича хорошо знаю. Он с моим отцом вместе работает на механическом, и к нам в гости часто приходит. Он бригадир. А иногда и мы к ним ходили в гости. Мы лет семь, как дружим семьями. Многие праздники вместе с ними отмечаем. Хорошая у дяди Имангали семья .

– А-а, ну по-онятно…

Георгий стал кое о чём догадываться и улыбнулся кончиками губ. Это только с виду Темиров казался отчаянным парнем-рубакой, однако всё, что касалось женского пола, вызывало у него смятение,