Я почти видел, как от волшебного этого ключа помчались вдруг быстрые, как лучи солнца, концентрические волны энергии — той энергии, что накапливалась во мне три самых долгих в моей жизни месяца, что превратилась теперь в энергию радиоволн. Вот отскочили эти незримые волны там за облаками от ионосферы и мгновенно вернулись на землю, разом зазвучали непонятно и чуждо в наушниках сотен и тысяч радистов-коротковолновиков — на самолетах, танках, крейсерах, в ставках и штабах, в берлинском дивизионе радиоперехвата — и понятно, знакомо, на московском радиоузле, в наушниках дежурного радиста, ловившего на условной волне наши позывные.

— Есть! — сказал Токарев, приняв минут через пять ответные позывные Москвы. — Перехожу на передачу!

Наконец он снял наушники и вытер лицо пилоткой.

Свершилось! Наше «SOS» услышано. Москва знает все! Остается ждать указаний

«Центра».

Большой, тягостный груз свалился с наших плеч. Мы вздохнули полной грудью, расправили плечи, смело смотрели вперед, готовые к борьбе. К борьбе на главном направлении, без лишней драгоценной крови наших людей, без ненужных неоправданных жертв. Мы будем беречь наших людей — самый дорогой наш капитал (ведь так нас учили!),—  будем воздавать им по заслугам, и в самом пекле войны не забывая о гуманности нашей, помня, что если мы потеряем любовь, уважение и доверие к людям, краеугольный камень всех наших идеалов, наш компас в будущее, то мы... мы проиграем эту войну, этот последний и решительный бой наш, даже если мы ее выиграем. Что стоит победа, если, завоевывая ее, мы потеряем душу! Мы пойдем к победе с чистой совестью, с чистыми руками. Я понимал, конечно, что отчаянно рискую, но никак не предвидел, что очень скоро я буду вынужден — приказ есть приказ! — искать Самсонова по вражьим тылам, найду его, верну ему рацию и буду приговорен к расстрелу, как «изменник Родины»...

Июнь— сентябрь 1942 г., Могилевщина, 1946 — 1948, Владивосток — Москва. Редакция — 1956 г., Москва.