– До рассвета все мы уходим с десятником. Нужно собрать и погрузить инструменты. Забираем всё, что здесь есть. Ничего не оставляем. Не уверен в том, что когда-нибудь мы вернёмся сюда.

Он замолчал. Сказанное поразило всех. Никто не решался нарушить воцарившуюся тишину, столь необычную для этого заведения. Отпив большой глоток воды, Форкис продолжил:

– Присядьте. Чего стоять-то. Теперь многое переменится для всех нас. Я даже не знаю, к лучшему оно будет или нет. Не буду томить вас. Через несколько дней вверх по реке, к самым дальним границам уходят корабли с войсками. Нам велено идти с ними. Что там случилось, мне неведомо. Одно понятно: в этом походе персам нужны будут мастеровые, такие как мы.

Все внимательно слушали, не отводя от него глаз, затаив дыхание.

– Дантал, я пытался настоять на том, чтобы оставить тебя здесь, но они даже не стали выслушивать меня, – Форкис с горечью посмотрел на стоящего у двери брата и не в силах выдержать его взгляда уставился в посудину, что вертел в руках, расплёскивая холодную влагу.

– Это хорошо, – думая о чём-то, неожиданно произнёс юноша.

– Что хорошо? – недоумевающе бросил старший брат.

– Это я так, о своём, – улыбаясь, спокойно ответил тот.

– Я почти договорился с этим десятником. Ты сейчас должен уйти и где-нибудь переждать наш уход. Искать тебя не станут. Ну а дальше… – Форкис запнулся на полуслове и замолчал. Устало проведя рукой по лицу, он продолжил: – Дальше… дождись прихода купца Диагора и… В общем, он не бросит тебя одного. Ты только объясни ему всё. Он поймёт.

Форкис вздохнул и, часто и нервно моргая, вновь приложился к чаше.

Скрипнула дверь. Все невольно взглянули в её сторону. Дантала там не было.

* * *

Дом греческого купца Прета, с кем водил дружбу старец Диагор и у кого всегда по прибытию в Навкратис останавливался в гостях, находился недалеко от мастерской Форкиса. Ничем особенным он внешне не отличался от всех остальных строений, расположенных в этом ряду. Каменное одноэтажное жилище высокой серой стеной отгораживалось от улицы, сообщаясь с ней широкими, низкими арочными воротами, черневшими старым деревом в самой её середине.

Дантал, знавший с недавних пор почти каждый закоулок этого двора, тенью промелькнул вдоль боковой более низкой стены и, бесшумно перебравшись через неё во внутренний сад, скрылся в темноте, среди кустов олеандра.

Ортия, не ожидавшая его появления в столь поздний час, направляясь в дом, уже у самой двери услышала его приглушённый голос. Опустив на ступеньку небольшой кувшин, оглянувшись, она осторожно направилась к нему.

– Что случилось? Почему ты здесь? Уже ночь, – взяв за руку, она повела его подальше, к задним строениям.

– Твой отец ещё не вернулся?

– Нет, а что?

– Это я так, просто спросил.

– Ты что, из-за этого пришёл?

– Нет. Хотелось увидеть тебя.

– Всё-таки ты странный какой-то. Мы же договорились и увиделись бы завтра. А если бы я уже спала?

– Понимаешь, завтра мы не сможем встретиться, – юноша замолчал.

Уловив в его голосе необычное волнение, девушка встревожилась и вновь взяла его за руку, но уже крепче сжимая пальцами его жёсткую ладонь.

– Мы на рассвете уходим, – наконец он сказал главное.

– Как на рассвете? Куда уходите? Ты можешь объяснить всё по порядку?

– Форкис был несколько дней в Мемфисе. Его срочно вызывали.

– Я знаю, ты говорил.

– Сегодня он вернулся и сообщил, что нам велено следовать туда и уже оттуда на кораблях с войсками идти к верховьям реки. Больше я ничего пока не знаю.

– Почему вы? Почему завтра? Причём тут какие-то войска и корабли? – голос девушки выражал растерянность.

– Им нужны такие, как мы.

– А надолго?

– Думаю, этого не знает никто.

– Что же делать?

– Ничего. Я пришёл проститься с тобой.

– Я ничего не понимаю. Ты ведь ещё слишком молод. Неужели они не справятся без тебя?

– Может, и справятся, но уходит мой брат, а я без него не останусь.

– А как же я?

Оба внезапно замолчали. Дантал присел на траву, не выпуская её рук. Она опустилась рядом. В темноте они не могли видеть друг друга, но им хватало и такого общения, чтобы чувствовать всё, что происходило между ними.

Внезапное известие было поистине страшным для молодой девушки, чьё сердце всегда наполнялось сладким трепетом при виде этого дивного юноши с самого первого дня, когда он однажды появился в её доме, представленный её отцу старым другом семьи Диагором.

Лишь недавно по чистой случайности ей довелось впервые заговорить с ним. Всей душой она почувствовала и его симпатию к себе. С той поры они стали украдкой встречаться. Все дни проходили в ожидании его прихода. Ей хотелось многое ему рассказать, поделиться думами, расспросить о его прошлой жизни, как это не раз она проделывала в мыслях, но при встречах они всё больше молчали, не находя нужных слов, наслаждаясь близким присутствием друг друга.

Сегодня всё было иначе. Всё обрывалось, едва успев начаться. Горечь предстоящей разлуки, хотя и слабым пока отголоском, но уже стала заполнять всё её юное существо, с каждым мгновением всё сильнее обволакивая её разум вязкой паутиной обречённости. Ей почему-то сразу вспомнились слова покойной матери: «Добрые известия, прежде слышатся человеком и лишь потом проникают в его душу, наполняя её радостью. Плохие же улавливаются сердцем раньше слов, задолго опережая их и надсадно терзая всё нутро ещё неизведанной мукой».

– Права была моя мама, – с тоской произнесла вдруг Ортия.

– Ты это о чём? – от неожиданности довольно громко спросил Дантал.

– Тише, – она нежно погладила его по руке. – Сегодня утром я выронила кувшин, и он разбился. Его осколком порезала палец. В полдень я увидела, что один из моих любимых цветков почему-то завял. А теперь появился ты с таким вот известием.

Полные печали слова и то, как она произнесла их, всколыхнули душу юноши. Он с силой сжал её пальцы, не зная и не понимая, как успокоить её, что сказать или сделать, чтобы хоть как-то помочь ей. Она ойкнула от боли, но рук не отдёрнула.

«Мне не следовало говорить ей обо всём. Нужно было просто прийти. Как всегда, – он уже начал сожалеть о проявленной слабости. Но тут же другая спасительная мысль осенила его: – Ну почему слабость? Как я мог не сообщить ей всего этого! Уйти, оставив её в неведении, значит, обидеть её почти недоверием. Разве она заслуживает такого обращения? Нет. Уж лучше всё как есть, чем неизвестность. Ведь может случиться так, что