Около 1373 года князь Владимир Андреич, основатель Серпухова, знаменитый московский воевода, пожелал устроить у себя в Серпухове монастырь. Он пригласил к себе Сергия, с коим был дружен и часто бывал в Троицкой обители, а Сергий дал ему в игумены новой обители «на Высоком» своего ученика Афанасия. Афанасий еще в юности пришел к Сергию (то есть, может быть, тоже был в числе двенадцати или хотя бы послушником в те годы). Сергий навещал Афанасия, прислал сюда и своего грядущего преемника, Никона.

Афанасий, человек сложной судьбы, впоследствии, в 1387 году, уехал в Константинополь, где поселился в Предтеченском монастыре с несколькими из своих учеников, и жил там до смерти своей (около 1401 года), трудясь над переводами с греческого и пересылая на Русь иконы старого письма и книги.

В Высоцком монастыре его заменил соименный ему ученик Афанасий, прославившийся чудотворениями. В этой обители сохранялись крашенинные ризы преподобного Сергия.

Год спустя после основания Серпуховской обители Сергий положил начало обители на Киржаче, где, после своего возвращения к Троице, оставил игуменом своего ученика Романа. (Скончался в один год со старцем – в 1392 году.)

В 1378 году, в память победы на Воже, был основан монастырь Успения Богоматери на реке Дубенке, первым игуменом которого явился ученик Сергия Леонтий.

В 1381 году по случаю победы на Дону великий князь основывает другой Дубенский монастырь, что «на острову», где игуменствовал другой ученик преподобного, Савва.

Среди учеников Сергия называют и преподобного Афанасия «Железного посоха», подвизавшегося там, где теперь город Череповец, и Ксенофонта Тутанского, основавшего монастырь на реке Тьме в тридцати верстах от Твери, и Ферапонта Боровского, основателя Успенского монастыря недалеко от города Мосальска Калужской губернии.

Предание сохранило нам чудесные явления, связанные с иконой Успенья Богоматери, благословением Сергия Ферапонту.

Савва Сторожевский, духовник Троицкой братии после смерти преподобного и временного отречения Никона, шесть лет управлял Троицкой обителью, а в 1398 году по желанию звенигородского князя основал близь Звенигорода на горе Стороже монастырь во имя Рождества Богородицы, в котором и опочил 3 декабря 1406 года.

Жил в обители Сергия и преподобный Яков Железноборский, или Галицкий, поселившийся затем в лесу верстах в тридцати от Галича. В 1415 году случилось ему быть в Москве и предсказать великой княгине Софье Витовне рождение сына-наследника (Василия Темного).

В число Сергиевых учеников зачисляют и преподобного Григория Голутвинского, основателя (около 1385 года) Голутвинского монастыря в Коломне, и преподобных Пахомия Нерехтского, Никиту Костромского и Никифора Боровского.

Собеседниками и друзьями Сергия были Дмитрий Прилуцкий, познакомившийся с Сергием, вероятно, в 1354 году в Переяславле. Дмитрий тогда подвизался там же в Никольском монастыре на берегу Переяславского озера. В 1371 году Дмитрий удалился в Вологодские пределы, где и основал общежительную обитель во имя Спасителя. Он также опочил в один год с Сергием – в феврале 1392 года.

Другом Сергия был и Стефан Махрищенский, коему в свое время пришлось бежать из своей обители от гнева вотчинников Юрковских в вологодские леса.

Собеседниками Сергия называют Павла и Федора ростовских и, конечно, суздальского епископа Дионисия, который едва не стал после смерти Алексия митрополитом русским и, в свою очередь, энергично насаждал общежительные монастыри.

Наконец, необходимо упомянуть и друга Сергия, Стефана Пермского, знаменитого крестителя зырян, создателя азбуки и письменности на их языке…

Глава двадцать вторая

Однако не все ученики Сергия были основателями новых обителей. Дай бог, десятая часть. Мы знаем имена знаменитых Сергиевых старцев, никаких обителей не основывавших. Тут и Михей, тут и Исаакий-молчальник, и смоленский архимандрит Симон, и Макарий, старец, удостоившийся тех же мистических видений Сергиевых, что и Михей с Симоном.

Надо заметить, что Сергий стал общерусским святым, заслонив собою иных многих, далеко не сразу. В насаждении общежительных обителей суздальский архиепископ Дионисий даже и обгонял сходную деятельность Алексия. Был на Москве и некто Иван Петровский, «начальник общему житию на Москве», коего прочили в кандидаты на митрополичий престол после смерти Митяя.

Это уже с течением времени имя Сергия перевесило все прочие имена, что отнюдь не умаляет, впрочем, ни Сергия, ни Дионисия, ни множества подвижников той эпохи. Даже и то скажем тут: ежели бы не было к тому могучего общенародного «посыла», ежели бы не было владычной помощи Алексия, не было государственного осознания нужды в подобных центрах духовной культуры, невем, состоялся бы и Сергий? Точнее, сумел ли бы он вырасти в главного святого Русской земли?

Повторим тут известную истину, что – да! – лидеры, вожди, пророки ведут за собою народ и подымают его к подвигу, но и без осознания массою потребности в лидере он появиться не может. Вряд ли, скажем, Серафим Саровский был меньшим, чем Сергий, в «умном делании», а Иоанн Кронштадтский – в проповедническом даре! И однако, русское общество их времени в целом не способно оказалось пойти именно за ними, ни даже воспринять и первого и второго как духовных вождей своих.

Возвращаясь в XIV век, скажем, что среди учеников преподобного были как подвижники, удалявшиеся в пустыни и дебри, как создатели новых обителей, так и те, кто, как названные выше Исаакий или Симон, не похотели возглавить обители или выбрали себе другой путь, как тот же Епифаний Премудрый. Были, скажем, Пересвет с Ослябей, отправленные Сергием на смертный бой, были рядовые иноки, никуда не стремящаяся верная братия, про коих «молчат анналы». Были, наконец, и те случайные (Сергий первоначально не отказывал никому), кто попросту «не подходил» или не мог вжиться в традиции общины Сергиевых последователей, кто прибегал в надежде благ, ежели не материальных, то духовных, но, испытывая бытовую скудоту, а позже ограничения, связанные с введением общежительного устава, оказывался неспособным принять те высокие требования, которые Сергий предъявлял к братии, указуя собственным примером, как надобно и как должен жить инок в монастыре.

О двоих подобных, не пришедших ко двору, житие упоминает в сказании о голоде в обители. Это «держатель хлеба» Даниил, коего и прежде не любила братия. Он незаметно ушел из монастыря, когда только начали вводить общежительный устав. Он не дисциплины испугался и не ради