Неискушенная в таких делах публика была поражена. Все видели, что никакого подвоха тут нет. Парень действительно погрузился в гипнотический сон с непосредственным восприятием внушений с моей стороны. Конечно, нашлись сразу шутники, которые начали советовать мне снять с него штаны, поставить на колени, заставить ползать и проделать с ним прочие смехотворные манипуляции. Но мне было совсем не до смешков. Я никого толком не слышал, а думал лишь о том, как вывести испытуемого из этого самого сна.

До сих пор рад тому, что всё завершилось благополучно. Я досчитал до десяти, прерывая счёт картинками пробуждения. Но этого оказалось мало. Пришлось считать дальше, украшая процесс новыми ощущениями выхода в реальность. Хорошо, что я ни разу не сбился и не заикнулся. На счёте двадцать парень проснулся, очумело взглянул на всех и направился к выходу. Я только успел спросить его, помнит ли он что-нибудь. Он отрицательно покачал головой и признался, что вообще не заметил, как уснул. На том всё и закончилось. Больше я никогда ничего подобного не проделывал. Хотя мог, наверно, совершенствуя такие навыки.

Однако, я не только об этом случае, как таковом. А о том ещё, почему же всё-таки нормальный с виду парень попал в подневольное гипнотическое подчинение. Полагаю, что на моём месте и на его месте мог быть кто угодно. Как персонально, так и коллективно. Наверное, все мы делимся в разнообразных формах и проявлениях на тех, кто внушает, гипнотизирует, и на тех, кто спит или полудремлет с несамостоятельным восприятием происходящего. Чтобы жить в реальном мире и не подчиняться чужим командам, нельзя никого и ничего принимать просто на веру. А мы все, в большинстве своём, принимаем. Вот и ползаем зачастую без штанов и на карачках. Сами при этом смеёмся и других потешаем. Да ладно, просто смеёмся, а то ещё и в драку лезем под влиянием веры в кого-то или во что-то.

Допрос

В кабинете отдела полиции Китай-город двое, молодой полицейский и пьяный гражданин пожилого возраста.

— Ну что, мужик, давай поговорим?

— Давайте, только сначала выпьем.

— Нет, давай поговорим, а потом выпьем, может быть.

— Да кто же так в Москве работает?

— Я так работаю.

— А наоборот не пробовали?

— Не твоё дело.

— А, если не моё, чего тогда говорить?

— Для протокола.

— Так вы писать будете?

— Буду.

— Ну, пишите.

— Итак, что ты сказал потерпевшим?

— Сказал, что мужик сказал-мужик выпил.

— А потом?

— Сказал, что мужик выпил-мужик сказал.

— И что ты сказал?

— Сказал, что все говорят.

— А что все говорят?

— А то вы не знаете.

— Не знаю.

— Сказал, что они говорят.

— Кто они?

— Мужики.

— Какие мужики?

— Которые говорят, что мужик сказал-мужик выпил.

— А потом мужик выпил-мужик сказал, так что ли?

— Так точно.

— Ты уже это говорил.

— И ещё скажу.

— А я ещё раз спрашиваю, что ты сказал потерпевшим?

— А то вы не знаете.

— Не знаю, скажи.

— Так я же уже сказал.

— Да что ты сказал-то?

— Давайте выпьем, потом скажу.

— А без выпивки не скажешь?

— Не скажу.

— А что я в протокол должен записать?

— Не знаю. Я уже столько наговорил, а вы не пишете.

— А чего писать-то, хрыч старый?

— Это вы уже сами должны знать.

— Что я должен знать?

— А вы не понимаете?

— Не понимаю.

— А поговорить хотите?

— Хочу.

— Ну вот, когда работать научитесь, тогда и поговорим.

На том допрос и закончился.

Свидание с королевой

1965 год. Москва. Пятница. Время 16.15. Иду с завода после укороченной смены для рабочих, обучающихся в вечерней школе. Через дорогу от проходной кинотеатр. Взял билет на 16.30. Название фильма не помню. Очень пожилая контролёрша проверила, пропустила, ничего не сказала. В просторном фойе люди спокойно ходят, портреты артистов разглядывают. Двери в зал открыты, свет горит, и там уже сидят зрители, совсем немного, правда. Звучит звонок, захожу, сажусь на своё место. Двери закрываются. Люстры гаснут. Всё, как обычно. Но дальше…  Засветился экран, на нём какой-то мужик, спиной к камере, отъезжающий паровоз, на ступеньках вагона какая-то тётка с растрёпанными волосами, которая истошно кричит этому мужику: "Прощай, Федя!" "Прощай, моя королева", — трагическим тоном произносит мужик, не оборачиваясь. Паровоз с дымящей трубой удаляется в маленькую точку посредине экрана, из которой, всё увеличиваясь, наезжает на зал большое слово "Конец". Длилось это зрелище минуту, не больше. Включили свет. Ну, думаю, сапожники, с обратной стороны плёнку зарядили. Ладно, подождём. Но, что я вижу — зрители все встают и молча дисциплинированно направляются к выходу из зала, в углу возле сцены. И я встал, оглянулся, позади меня уже никого нет, я один остался, двери в фойе закрыты. Помешкал чуть и тоже вышел. Стою на другой улице, за кинотеатром уже, и гадаю, что за случай такой. Пару раз провернулся на месте и в полном недоумении потопал, куда и не надо было пока. Через минут десять, однако, я решил вернуться и выяснить, за что же я отдал целых 50 копеек. Даже матюкнулся про себя, как умел. Тем более, что я тогда уже мечтал стать назойливым адвокатом. Вернулся, выяснил. Оказывается, в кинобудке перед самым концом предыдущего сеанса вырубили электричество. Кто-то из зрителей ушёл, а кто-то остался досмотреть, так как им пообещали быстро устранить неполадки. Вот я и попал в число этих недосмотревших свой фильм зрителей.

— Оставайся на следующий сеанс, — предложила контролёрша. — У меня всегда есть в запасе одно свободное место на всякий случай.

— Нет уж, спасибо, — ответил я. — В 18.30. у меня тут рядом свидание со своей королевой.

— С какой ещё королевой? — удивилась добродушная сотрудница советского кинопроката.

— С настоящей, — уточнил я. — Магомаевской.

Моя королева явилась вовремя. Молоденькие