До шпионов Ренара вскоре дошел слух о зреющих заговорах, но никаких убедительных свидетельств этому они найти не смогли.

– Но, мадам, – сказал Ренар, когда они с Марией совершали свою ежедневную прогулку по саду, – боюсь, перед Пасхой в Англии возникнет новая заварушка. Поговаривают, что некоторые недовольные англичане пытаются побудить Куртене или леди Елизавету выступить в качестве их лидера.

Мария задрожала, причем не только от холода:

– Елизавета призвала своих арендаторов вооружиться и прибыть в Эшридж, чтобы защитить ее от врагов. Надеюсь, это не прикрытие для чего-то более зловещего.

– Я убежден, она что-то замышляет, – сказал Ренар.

– У нас нет никаких доказательств! Я получаю ежедневные отчеты о ее действиях.

– Ах, но она очень умна! Император будет спать спокойнее, если удостоверится, что ваше величество не позволит Елизавете выйти замуж за Куртене.

– Я этого не допущу! – мрачно улыбнулась Мария. – Он может спать спокойно.

Между тем Гардинер, следует отдать ему должное, делал все возможное, чтобы примирить народ с испанским женихом королевы, и проповедовал в Вестминстере, что брак будет во благо королевству. Однако его слова лишь спровоцировали рост негодования и напряженности в Лондоне, и, когда после Рождества для заключения брачного договора прибыли эмиссары императора, их встретили с неприкрытой враждебностью: демонстрациями и протестами. Испанских слуг забросала снежками толпа улюлюкающих мальчишек, а в столице самым таинственным образом появились крамольные плакаты. Придворные дамы Марии пребывали в нервозном состоянии, опасаясь грядущего восстания. Ну а Мария пришла в такую неописуемую ярость от обструкции посланников со стороны своих подданных, что слегла в постель с мигренью и уже оттуда известила всех, что любой, кто оскорбит представителей императора, будет сурово наказан.

Глава 31

1554 год

Склонившись над кроватью Марии, Сьюзен осторожно потрясла ее за плечо:

– Ваше величество, просыпайтесь! Совет требует вашего присутствия.

– Который час? – Мария с трудом открыла глаза.

– Сразу после полуночи.

Мария со страхом встала с кровати, теряясь в догадках, что предвещает столь срочный вызов. Сьюзен принесла своей госпоже бархатный халат и тапочки, затем расчесала ей волосы. После чего Мария поспешила в зал для заседаний, где ее уже в полном составе ждал Тайный совет.

– Ваше величество, простите за беспокойство, но в ваших владениях произошло серьезное и масштабное восстание, – сообщил Гардинер. – В нашем распоряжении оказались письма, написанные заговорщиками. Один из них – это посол Франции. А другой – сэр Томас Уайетт.

Преодолевая нервную дрожь, Мария пыталась осмыслить новости. Ее не удивило, что Ноай оказался подстрекателем мятежа. Но зачем в этом принял участие сэр Томас Уайетт? Его отец был поэтом и дипломатом, а сам он до службы в армии вел спокойную жизнь сельского сквайра в Кенте.

– Он ведь ревностный католик. И не далее как в июле встал на мою защиту.

– Даже если и так, он в свое время был в Испании и, похоже, возненавидел все испанское, – объяснил Паджет. – Мы узнали, что он собрал вокруг себя людей, решительно настроенных помешать вашему величеству выйти замуж за принца Филиппа, если понадобится с применением силы. Мы перехватили письмо от мессира де Ноая с согласием обратиться к королю Франции за поддержкой.

– Итак, Уайетт просто хотел помешать моему замужеству, – сказала Мария, уже успевшая взять себя в руки. – Ведь нет никаких доказательств того, что он хотел меня свергнуть, сделав королем с королевой Куртене и Елизавету?

– Пока нет, – нахмурился Гардинер. – Но это вовсе не означает, что он не ставит такую цель.

– У нас имеются имена некоторых других заговорщиков, в том числе некоторых высокопоставленных лиц, – сообщил Арундел. – Среди них: сэр Питер Кэрью, секретарь Совета при покойном короле, который владеет землями в Уэст-Кантри, а также сэр Николас Трокмортон.

– Трокмортон? – переспросила Мария. – Он помогал мне получить престол.

– Тем не менее он и все остальные взяли на себя обязательства не допустить испанцев в Англию, – заметил Петре.

– Нам известно, что Куртене присоединился к заговорщикам, – продолжил Гардинер. – Мы в курсе некоторых их планов. В Вербное воскресенье, непосредственно перед прибытием принца в Англию, было задумано одновременно устроить четыре мятежа. Уайетт должен был поднять на восстание жителей Кента, сэр Джеймс Крофтс – жителей Херефордшира и Валлийской марки, а Куртене – присоединиться к силам во главе с Питером Кэрью и организовать мятеж на западе.

Мария слушала его с нарастающим ужасом. Похоже, страхи Ренара не были беспочвенными.

– А кто должен возглавить четвертое восстание?

Гардинер устремил на нее мрачный взгляд:

– Герцог Саффолк. Он должен поднять простой народ Лестершира. Без сомнения, у него имеется собственный сумасбродный план вернуть своей дочери трон – он для этого достаточно глуп. Четыре армии повстанцев должны пойти маршем на Лондон и при поддержке французов помешать вашему величеству выйти замуж за испанского принца. И тогда вы, без сомнения, будете вынуждены согласиться на брак с Куртене.

– Как они смеют! – взвилась Мария. – Я никогда не выйду за этого негодяя!

– Мне очень жаль, что в свое время я ходатайствовал за него, – признался Гардинер.

Паджет тоже явно чувствовал себя не в своей тарелке.

Слово взял Норфолк:

– Ваше величество должны знать: посол Франции намекнул в своем письме, что леди Елизавета замешана в заговоре и была в курсе всех замыслов.

При этих словах Мария вздрогнула, вспомнив, что Елизавета призвала вооружиться своих арендаторов. Впрочем, кто бы сомневался, что ей нельзя доверять?!

– Ну и что теперь делать? – спросила Мария.

– Мы уже вызвали сэра Питера Кэрью в Лондон, чтобы он дал отчет о своем поведении, а также отправили капитанов и лейтенантов рекрутировать людей для поддержания мира.

– Скажите, нам грозит непосредственная опасность? – поинтересовалась Мария.

– Нет, мадам, – заверил ее Гардинер. – Мы обезвредим этих предателей прежде, чем они станут реальной угрозой.

* * *

Мария была настроена не допустить, чтобы недовольные заставили ее свернуть с намеченного курса. Девятого января брачный договор был заключен в Винчестер-хаусе, лондонской резиденции Гардинера, а три дня спустя она его подписала. Вскоре после этого Мария узнала, что папа дал соответствующее разрешение, которое сопровождалось подарком от императора: крупным бриллиантом, к которому была приложена записка, где говорилось, что он считает королеву чуть ли не собственной дочерью.

О подписании договора торжественно возвестили