Между моими произведениями, напротив, не только нет пародий, но даже не всё подражание; а есть настоящие, неподдельные и крупные самородки!.. Вот ты так пародируешь меня, и очень неудачно! Напр., ты говоришь: «Пародия должна быть направлена против чего-нибудь, имеющего более или менее (!) серьезный смысл; иначе она будет пустою забавою». Да это прямо из моего афоризма: «Бросая в воду камешки, смотри на круги, ими образуемые; иначе такое бросание будет пустою забавою!..»

В написанном небрежно всегда будет много недосказанного, неконченного (d'inachevé).

Твой доброжелатель —

Козьма Прутков.

Стихотворения

Мой портрет

Когда в толпе ты встретишь человека,

Который наг[85];

Чей лоб мрачней туманного Казбека,

Неровен шаг;

Кого власы подъяты в беспорядке;

Кто, вопия,

Всегда дрожит в нервическом припадке, —

Знай: это я!

Кого язвят со злостью вечно новой,

Из рода в род;

С кого толпа венец его лавровый

Безумно рвет;

Кто ни пред кем спины не клонит гибкой, —

Знай: это я!..

В моих устах спокойная улыбка,

В груди – змея!

Незабудки и запятки

Басня

Трясясь, Пахомыч на запятках

Пук незабудок вез с собой;

Мозоли натерев на пятках,

Лечил их дома камфарой.

Читатель! в басне сей откинув незабудки,

Здесь помещенные для шутки,

Ты только это заключи:

Коль будут у тебя мозоли,

То, чтоб избавиться от боли,

Ты, как Пахомыч наш, их камфарой лечи.

Честолюбие

Дайте силу мне Самсона;

Дайте мне Сократов ум;

Дайте легкие Клеона,

Оглашавшие форум;

Цицерона красноречье,

Ювеналовскую злость,

И Эзопово увечье,

И магическую трость!

Дайте бочку Диогена;

Ганнибалов острый меч,

Что за славу Карфагена

Столько вый отсек от плеч!

Дайте мне ступню Психеи,

Сапфы женственный стишок,

И Аспазьины затеи,

И Венерин поясок!

Дайте череп мне Сенеки;

Дайте мне Вергильев стих, —

Затряслись бы человеки

От глаголов уст моих!

Я бы, с мужеством Ликурга,

Озираяся кругом,

Стогны все Санкт-Петербурга

Потрясал своим стихом!

Для значения инова

Я исхитил бы из тьмы

Имя славное Пруткова,

Имя громкое Козьмы!

Кондуктор и тарантул

Басня

В горах Гишпании тяжелый экипаж

С кондуктором отправился в вояж.

Гишпанка, севши в нем, немедленно заснула.

А муж ее меж тем, увидя тарантула,

Вскричал: «Кондуктор, стой!

Приди скорей! Ах, боже мой!»

На крик кондуктор поспешает

И тут же веником скотину выгоняет,

Примолвив: «Денег ты за место не платил!» —

И тотчас же его пятою раздавил.

Читатель! разочти вперед свои депансы[86],

Чтоб даром не дерзать садиться в дилижансы

И норови, чтобы отнюдь

Без денег не пускаться в путь;

Не то случится и с тобой, что с насекомым,

Тебе знакомым.

Поездка в Кронштадт

Посвящено сослуживцу моему по министерству финансов

Г. Бенедиктову

Пароход летит стрелою,

Грозно мелет волны в прах

И, дымя своей трубою,

Режет след в седых волнах.

Пена клубом. Пар клокочет.

Брызги перлами летят.

У руля матрос хлопочет.

Мачты в воздухе торчат.

Вот находит туча с юга,

Все чернее и черней…

Хоть страшна на суше вьюга,

Но в морях еще страшней!

Гром гремит, и молньи блещут…

Мачты гнутся, слышен треск…

Волны сильно в судно хлещут…

Крики, шум, и вопль, и плеск!

На носу один стою я[87],

И стою я, как утес.

Морю песни в честь пою я,

И пою я не без слез.

Море с ревом ломит судно.

Волны пенятся кругом.

Но и судну плыть нетрудно

С Архимедовым винтом.

Вот оно уж близко к цели.

Вижу, – дух мой объял страх! —

Ближний след наш еле-еле,

Еле видится в волнах…

А о дальнем и помину,

И помину даже нет;

Только водную равнину,

Только бури вижу след!..

Так подчас и в нашем мире:

Жил, писал поэт иной,

Звучный стих ковал на лире

И – исчез в волне мирской!..

Я мечтал. Но смолкла буря;

В бухте стал наш пароход.

Мрачно голову понуря,

Зря на суетный народ,

«Так, – подумал я, – на свете

Меркнет светлый славы путь;

Ах, ужель я тоже в Лете

Утону когда-нибудь?!»

Мое вдохновение

Гуляю ль один я по Летнему саду[88],

В компанье ль с друзьями по парку хожу,

В тени ли березы плакучей присяду,

На небо ли молча с улыбкой гляжу, —

Все дума за думой в главе неисходно,

Одна за другою докучной чредой,

И воле в противность, и с сердцем несходно,

Теснятся, как мошки над теплой водой!

И, тяжко страдая душой безутешной,

Не в силах смотреть я на свет и людей:

Мне свет представляется тьмою кромешной;

А смертный – как мрачный, лукавый злодей!

И с сердцем незлобным, и с сердцем смиренным,

Покорствуя думам, я делаюсь горд;

И бью всех и раню стихом вдохновенным,

Как древний Атилла, вождь дерзостных орд…