Себе по облику двенадцатым шлепком

Казнит настырного антропофага;

Овчарка Пальма, прыгая как тёлка,

Как будто по-хохляцки кличет волка:

«Вовк! Вовк!» И замечает Вовка,

Что там вдали, величиной с букашку

Ползёт, как божия, обычная коровка,

Добром зовут её какашку.

При сём у Яхромы, вполне уже раздета,

Располагается моя мечта поэта.

Со всяком сопрягая всяк,

Её душою движимый костяк

Напоминает мне про это.

И клеится тот самый гнусный тип —

Какой-то антропос —

К моей душе-девице

Шлепком игривым ей по ягодице,

Где я заметил, что прилип

Цветочек белый стрелолиста.

Свистуху, завтраки туриста

Она велит мне: Возлюби!

Пчела гудит: «Ай эм э би!»

И «Лет ит би» поёт транзистор.

Личные песни об общей бездне

Текучка

Жить по условиям, конечно, ненормальным

Нас заедающей текучки, —

Где зажигалка? — хлопать по карманам

И вдруг по лбу, — сегодня день получки!

А нет получки — думать о причинах

Того, что быть имеет место. И, конечно,

О бесконечных величинах,

Больших и малых. И конечных,

Таких, как мотылёк и диплодок.

Что больше, — думать, — Космос или Бог?

Или вобще не думать. Тупо

Без ненависти и без любви

(Такая техника едва ли мне доступна)

Глядеть на третий глаз у визави

В автобусе в районе Ступино.

Или в метро на станции «Коньково»

По требованью старшего сержанта

В своих карманах рыться бестолково:

Где паспорт? В каждом — зажигалка.

Пиджак не тот, не тот режим.

И вдруг по лбу: мы все принадлежим

Текучке — жизни, речи, мысли!

Она течёт иной раз не туда:

«Всё было бы иначе, если…»

Иначе если — вспыхнула б вода.

Противна Богу огненная речка,

Угодна — даже в смысле узком

Текучка в понимании «течка»,

Иначе — был бы я моллюском

Нетеплокровным или птаком,

Скрипел бы клювом и вертел,

Как осьминог, округлым зраком,

Или, как эти,

Вставши в полный рост вороны,

Шипел бы, слал вокруг проклятья,

Раскрыв широко, как объятья,

Свои птероны.

Набросок этот, только с виду мрачный,

Изображает танец брачный

На Декабристов двух ворон.

Что меньше — Бог или нейтрон?

Где Родина, а где Отчизна?

И Божий дар — свободен ли сегодня

От наказания Господня? —

За эти детские вопросы укоризна

Отцу семейства воздаётся автоматом:

Где зажигалка?

Где? (И не ругаться матом?)

И вдруг по лбу: яичница горит!

Её возможно спутать с Божьим даром,

Работодатель в трубке говорит,

Что есть известные задержки с гонораром,

Но кризис, видимо, подох. Надейся.

Простая истина: «Когда ты не побрит,

Вставай у зеркала и брейся» —

Звучит по-издевательски хитро,

Как «отпуск», «бюллетень» и «пенсия»,

И если ты одет, «то выкини ведро»,

А если нет — «тогда оденься».

Всё в том же пиджаке и при иных режимах

Я повторяю истину простую:

Покуда я поэт, моя текучка в жилах,

Надеюсь я, не утечёт впустую,

Как брань прохожего на думские законы,

Как февралю необходимый насморк…

Пока ещё не все московские мильтоны

Мой красный прочитали паспорт.

Исповедь портрета

Человек я сероокий

Бросил взгляд из-под бровей,

Если в профиль — однобокий,

Если сверху — муравей.

Был я человек-малютка,

Вырос — сделался похож

На кого-то — это шутка.

На Шекспира — это ложь.

Просто мне, как говорится,

Жизнь взаправду дорога.

Я не должен бы родиться,

С точки зрения врага.

Просто я, как все, нормальный,

Быт ругаю неуютный.

Вообще — принципиальный,

Но сейчас — сиюминутный.

Человек я не противный,

Не горчица, не сироп.

Если выпью — коллективный,

Если слишком — мизантроп.

Было. Видел в жизни всяко.

Так припомнить не пора ли,

Скажем, на Тянь-Шане яка,

Хоннекера на Урале?

Человек я небогатый,

Весь в родителя пошёл.

Безымянный мой — женатый

И прокуренный — большой.

Закон подлости

Закона подлости никто не отменял.

Наоборот.

Он в силе. В действии опасном.

И тот же самый с маслом бутерброд

Законно упадает книзу маслом

Во исполнение допущенного зла —

Вдруг со стола.

Мне эта неудача оттого противна,

Что легитимна!

Но я, дитю подобно, не запла́чу,

Увидев в перспективе безнадежной,

В силу закона подлости, удачу

Противоправной и мятежной.

Обидно. Ближнего любить

Как самого себя — и быть страдальцем.

Всего делов-то:

     бутерброд к столу прибить…

Так нет: кувалдою по пальцам!

В концерте

Мне Бог велел на музыке играть.

А вот природа в слухе отказала.

Она мне в ухо правое задула

Комок дикорастущей ваты.

Господь ревёт: «Играй же, не ломайся,

В блок-флейты дуй, в бамбуковые палки,

Всю вату вон из уха выдувай!

А ты, Натура, сядь в его концерт!»

Неловко мне с дикорастущей ватой,

Напоминаю, в правом ухе,

На публике, по-разному предвзятой,

Играть в своём, подчёркиваю, духе.

Мелкая мистика

Воображаемая стрелка

Блестящий сдвинула предмет.

И — покачнулся табурет,

И на пол грохнулась тарелка.

Я так подумал им в ответ,

Исполнен мистикою мелкой:

Мечта тарелки — табурет,

А тот тоскует о тарелке.

О, как же я посмел, двуличный,

Но человек по самой сути,

Мечтою с мебелью делиться,

Предмет её найдя в посуде?

Нашёл, задел и на лету,

Пока скользит столовый нож

Вдоль рукава и за плиту,

Сам на кого-то не похож,

Явился раненый мужчина,

На нём фуражка, серый плащ,

Он следствие, а вон причина —

Там за плитою