— Ну кто тебе позволил?!

Он молчал.

— Почему ты молчишь? Отвечай, кто тебе разрешил? Ну?

— Киса.

— Что киса?

— Киса разрешила.

— Почему ты обманываешь? Никакой кисы нет.

— Я не обманываю. Ты сказал "отвечай"…

Пожалуй, он был прав: я требовал ответа, и он, как мог, придумал ответ.

Я снова стал возиться с огнем и, когда костер затеплился, постепенно разгораясь, снова занялся устройством ночлега. Леня опять притащил сырую дубину и готовился придавить ею огонь. Я его остановил:

— Не надо подкладывать ветки в костер.

— Почему?

— Потому, что ты его потушишь. А он нам нужен, чтобы сварить еду и чтобы мы с тобой потом погрелись у костра.

— Значит, костер для меня тоже?

— Да.

— Почему же тебе можно подкладывать дрова, а мне нельзя?

Тогда я попросил его, прежде чем кидать ветки в костер, показывать мне. Он сказал удивленно:

— Значит, можно спрашивать?

Он тут же притащил ветку и, получив отрицательный ответ, отправился искать другую дровину. Она опять оказалась непригодной. Я объяснил ему, какие нужно искать ветки.

В течение следующих десяти минут он принес мне сорок веток, по одной, и сорок раз спросил: "А эту можно?.." Он даже не менял интонаций — как замкнутое кольцо магнитофонной пленки с записью единственного вопроса. Он проделывал это с неимоверной резвостью, и я подозреваю, что подходил ко мне с одними и теми же ветками, пока не добивался положительного ответа.

Темнело, я спешил, натягивая в кустах тент, злился из-за этой вынужденной ночевки, с неприязнью вспоминал правоту тех, кто уговаривал меня "не таскать ребенка в лес" (удивительно, как часто слишком осторожные бывают "правы"!).

На костер мне смотреть было некогда, и я автоматически отвечал: "Да… да… да… да", на большее меня уже не хватало. Леня мигом затушил огонь, и даже котелок, подвешенный над костром, скрылся под грудой "сырья". Я покончил с тентом и снова пошел в лес собирать сухие ветки. Леня сидел у кострища, с любопытством поглядывая на меня.

— Ну, что ты сделал? Теперь у нас нет костра. Ну, какой смысл было это делать?

— Папа, — сказал он, — дай мне спички, теперь я загорю. А ты будешь подкладывать ветки. Потом опять ты для меня загоришь костер, и я буду подкладывать.

Я тихонько опустил хворост на землю, перевел дух. Мне стало стыдно своей вечной озабоченности, напряженности, внутренней суеты.

Он прав. Он преподал мне урок: ведь мы пришли в лес для забавы. Какое имеет значение, как складывается игра, разве можно забывать, что это игра?!

Заключительный разговор с недоумевающим, но доброжелательным читателем

— Совершенно непонятно, для чего, казалось бы, разумные и серьезные люди ходят в походы — бесцельные, а порою трудные и опасные?

— Это такая игра.

— Зачем?

— Игра есть игра. Человеку необходима игра.

— Ну, знаете, такими ответами вы меня не убедите. Это просто не ответы. Вы объясните мне (если понимаете), что такое игра, как она устроена и почему вам нравится в нее играть?

— А вы постараетесь понять?

— Да.

— И готовы для этого напрягаться?

— По мере сил и возможностей.

— Отлично, большего не требуется! Вы, наверное, заметили, что без напряжения не бывает достижений, без предшествующих неудач — удачи, без усталости — отдыха и наконец без предшествующего неосуществленного желания не бывает счастья.

— Тяжеловесно.

— Согласен. В таком случае используем два емких понятия: "дистресс" и "стрессовый переход" и будем считать, что второе невозможно без первого. Теперь вспомним всем известное обобщающее понятие "стресс". Оно объединяет и дистресс и стрессовый переход. При стрессе в организме обнаруживают определенный набор гормонов. Но стресс бывает и от счастья и от горя, а набор гормонов один и тот же.

— Вот чудеса! Может быть, все-таки есть гормоны счастья?

— Увы, их нет. Но если дистрессы растут, следуют один за другим, образуют непрерывные цепи, то они составляют вредный и неприятный стресс. Если же дистрессные цепи регулярно и в благоприятном для нас ритме прерываются стрессовыми переходами (вспомните: напряжение — и достижение, желание — и осуществление…), то этот ритм обеспечивает приятный и полезный стресс. Тут все дело в динамике изменений. Поэтому модель, которую мы разбираем, и называется стрессодинамической. Эта модель нам многое может рассказать о туризме. Но я вас утомил, пора немного развеяться. Расскажу вам об одном походе, а вы проследите, как росли дистрессы и как наступил стрессовый переход.

…В тот раз, работая на склонах Эльбруса в гляциологической экспедиции, я оказался вблизи седловины один. Погода была идеальная, снег плотный. Когда еще такое сбудется? Я решился идти на Восточную вершину. Но восхождение получалось не очень радостным, была неприятная мысль: ежели что со мной случится, поступок мой друзьям покажется глупым и нетактичным. К тому же подмерзали ноги, и я боялся их отморозить. На вершине почувствовал усталость — было тревожно. Надевая горнолыжные ботинки, заметил дрожь пальцев. Я поехал вниз осторожно, неуверенно, без всякого удовольствия. Проехал по прикрытым снегом камням и понял, что затупил канты, но тут же забыл об этом. Над седловиной разогнался. В седловине и ниже, когда повернул на длинную диагональ к скалам Пастухова, снег был замечательный! Самый лучший, какой бывает для спуска на лыжах, перекристаллизованный порошочек, по которому летишь куда хочешь как птица. Я проехал изрядный кусок склона, ноги одеревенели, но останавливаться не хотелось. Я отогнал усталость. Наконец остановился, немного передохнул и снова бросился вниз. Вот это был стрессовый переход!..

Чтобы использовать