Чабан дал псам наспех утолить жажду, а затем хватал их за загривки, отшвыривал, приказывал удерживать овец.

Налили колоду, пустили лошадей; брезглива лошадь, замутненную воду пить не станет. Пили лошади не спеша: касались поверхности воды рыхлыми губами, фыркали, посматривали вокруг.

Колякин был чуть живой — так его растрясло на пыльных горбах. Он остановил верблюда, кое-как сполз по его меховому боку.

— На мое место хочешь? — спросил Нурыш. — Иди, вставай! Я сменю тебя на верблюде!

В этот момент чабан и собаки пустили к колодцу овец. Те как безумные полезли в колоду с ногами, надсадно орали, отпихивали друг друга.

Колякин запрокинул голову, вылил остатки воды на себя, поймал струю открытым ртом…

И пошла работа!..

Псы отсекали от отары овец, пригоняли к колодцу.

Овцы накатывались галдящими волнами.

— Зачерпнуло! — кричал Колякин. — Пошел!

Он выхватывал мешок из колодца, опрокидывал. Из мешка хлестал искристый сноп воды, разбивался о пыльные бараньи спины.

— Пейте! — кричал Колякин. — Пейте!

Набегал верблюд, жарко дышал в шею. Хохотал, сидя между горбами, Нурыш.