молочка вон пусть снесут. Пирожков… одичалого мужика лучше всего на пирожки брать. Только с начинкой покумекать надо. Одни больше мясное жалуют, другие — сладкоежки… вот мой Петрович, он с яблочным повидлом любит… 
Так и ушла, рассуждая о пирожках и мужиках.
 — Знаешь, — Настасья заговорила далеко не сразу. — А вот теперь мне как-то и спокойнее стало, что ли…
 — Тогда хорошо, — Аленка поднялась. — Пойду я. Завтра к роднику надо будет, огнецвет высадить. Где только достали, сволочи. Они же ж в наших-то краях еще когда повывелись. Но ничего, теперь-то я не позволю…
 И ушла.
 А Маруся осталась. И Настасья, которая прилипшие пленочки с пальцев слизала, а шелуху в пакет высыпала.
 — Ответ пришел, — сказала она тихо. — Из имперской канцелярии… по жалобе. Проверку отправляют.
 — И?
 — И от этого мне вдвойне неспокойно… как будто вот… что-то сдвинули мы этой проверкой. И может плохо быть. Всем.
 — А что еще писали?
 — Что князя какого-то целого выправили. Правда, от этого князя ни слуху, ни духу… — Настасья вздохнула. — Свириденко тоже наверняка предупредили.
 — Думаешь, от этого и приглашение?
 — Не знаю. Но раньше он нас не звал. Может, хочет договориться? Я про этого князя почитала… пишут, что принципиальный очень. И если вдруг из-за него… что делать станем?
 — Понятия не имею, — Маруся снова вытащила приглашение.
 Через три дня уже.
 И значит, отправили его в последний момент. Почти оскорбление…
 — Договариваться со Свириденко… — Маруся поняла, что не будет с ним договариваться. — Бесполезно. Обещать он горазд, да только эти обещания все… их ведь и держать надо. А он… найдет способ все перевернуть и нас же виноватыми выставить. Поэтому…
 — Играть спектакль о примирении пред столичным князем не станем, — подытожила Настасья с чувством глубокого внутреннего удовлетворения.
 — Именно.
 И Свириденко о том знать должен. Он ведь не дурак. И Марусю изучил ничуть не хуже, чем она его. А то и лучше. Что из того следует?
 Что гадости ждать надо, но вот какой…
 — Может все-таки дома отсидимся? Отправим бумагу, что занемогли…
 — Надо, — Настасья покачала головой и поморщилась. — Надо, Маруся… такое вот… если не пойдем, погано будет. И если пойдем, тоже погано… но тогда-то и знать не будем, отчего.
 — Тут… — Маруся семечку взяла. — Вопрос еще, как идти… с сопровождением…
 — Маму Васю?
 — Нет. Ей волноваться ни к чему.
 — Вдвоем не вариант… — подумав, согласилась Настасья.
 И Маруся кивнула.
 Нет, времена ныне не те, чтоб девицам молодым на вечера нельзя было являться в одиночестве. Можно, но… как-то это до сих пор не принято, что ли.
 Вызывающе.
 Выйдет, будто она, Маруся, условностями пренебрегает… и Свириденко это отметит, заметит и донесет до нужных ушей. Да еще так, что малость эта обернется большими проблемами.
 — Сабуровых… — Настасья поморщилась. — Тоже нельзя брать. Может, на это и расчет? В лесу не подловили, так на званом вечере… они ж молодые, будут из себя выводить. Или подольют еще какой погани. А если контроль потеряют, то…
 Маруся кивнула.
 — Магов? — предложила она. — Попросим? Столичные… с такими не зазорно являться. Да и Свириденко не станет нерв трепать, если…
 — Если поверит, что столичные. Слышала, чего Петрович рассказывал?
 Маруся хмыкнула.
 Не услышать было сложно. История весь Подкозельск облетела, успев обрасти преудивительнейшими подробностями.
 — Так это Севрюгин. У него мозгов и раньше-то было немного, а теперь и последние чувством собственной значимости вытеснило…
 Маруся потянулась.
 Почему-то стало жаль, что она этого не видела… очень жаль.
 — Да… — задумчиво протянула Настасья. — Надо… звать. Легче… становится, если представить, что они тут. Не так… муторно.
 А это аргумент.
 Определенно.
 — Вот завтра и позовем. Только… тетка Аня права.
 — В чем?
 — В том, что не с пустыми руками идти надо. Пирожки…
 — Пирожки не успеем. Мы ж не они, чтоб от так… — Таська щелкнула пальцами. — Но блинов могу.
 — Сегодня уже были.
 — Так были толстые, а я налистников накидаю. С молоком и вареньем. Яишенку опять же.
 Мысли были здравые.
 В целом.
 Хотя оставалось некоторое чувство неправильности…
 — Я вообще слышала, что в столице есть такие мужики, которым платишь, и они тебя сопровождают. Для приличий.
 — Таська!
 — Что? Можно подумать, ты на сосне одни лишь сельскохозяйственные ведомости читаешь.
 Её правда.
 Не одни.
 — Денег нет, — сказала Маруся на всякий случай, чувствуя, что уши краснеют.
 — Так… то в столице деньгами, — у Таськи как всегда был свой аргумент. — А у нас провинция-с… мы с большего натурой.
 — Тась… вот в твоем исполнении это как-то совсем пошло звучит. Получается, что мало того, что пойдем хрен знает куда, так еще и в сопровождении продажных мужчин. Которые ко всему продастся должны за блины с яичницей.
 — Скажи еще, что у меня блины плохие…
 Маруся хмыкнула.
 И рассмеялась…
 И Таська тоже.
 — Ты… — толкнула она локтем. — Только им не говори… и вообще, чур темненький — мой. Или он тебе нравится?
 — Нет.
 — Точно? Ушастый так-то тоже ничего такой… хотя и пооблезлый. Аленке надо сказать, чтоб принесла чего, а то с такой рожей решат, что больной…
 Вот же…
 Дал бог сестру.
 Хотя…
 — Семки, — напомнила Маруся, протягивая руку. — Вот… может, в этом и задумка? Опозорить нас перед всеми? Показать…
 — Мелковато… хотя опозорить он будет только рад, но поверь, Свириденко задумал что-то помасштабнее… на чем поедем-то? Из транспорта только Петровичева «Нива» осталась. Ну или трактор. Но на тракторе являться совсем уж эпатажно будет.
   Глава 29
 Перед героями открываются удивительные красоты Осляпкино
  Глава 29 В которой перед героями открываются удивительные красоты Осляпкино
 «Да, с годами я делаю все меньше глупостей, но зато качество их растет!»
  Высказывание одной весьма достойной дамы
  Софья Никитична с интересом разглядывала домик, который с виду был весьма аккуратен и симпатичен, а еще почти не отличался от иных, вытянувшихся вдоль улицы. Строили их явно по одному проекту, и не сказать, чтобы худшему.
 Два этажа.
 Два входа, каждый на свою половину. Два двора, в каждом виднелись сарайчики хозяйственных пристроек. Две дорожки из красного камня. Небольшой газон перед входом, несколько заросший и облюбованный