Увидев, с какой заинтересованностью и недоумением смотрел на него Геннадий, Юсуп сказал:
— Это физкультура и легким и сердцу.
— Так все водолазы дышат? — спросил Геннадий.
— Не знаю, а мне так приходится.
Боцман отодвинул плечом Геннадия и спросил:
— Что нашел?
— У кормы пробоина.
— Большая? Может, все разорвало?
— Нет.
Юсуп назвал длину и ширину пробоины.
— Готовьте пластырь! — приказал капитан. Боцман дважды, чтобы запомнить, повторил вслух размеры и пошел готовить пластырь.
— Думаешь, это единственная? — теперь допрашивал его капитан.
— С правого борта одна.
— А с левого?
— Там не должно быть. Левый борт уже в фарватере.
— А в днище?
— Этого сейчас не проверить. К барже нанесло много ила и песка.
Геннадий подумал, что капитан и сам понимал это и допрашивал Юсупа больше для того, что похвастаться перед начальником порта, какие у него расторопные матросы. Самому Геннадию вдруг показалось обидным, что им капитан ни перед кем не станет гордиться.
V
Сытые чайки, привлеченные долгой стоянкой корабля, снова прилетели из бухты, лениво покружились над ним, потом молча, чуть в стороне, сели на воду, поскрипели и затихли. Два низких длинных островка вдали будто приподнялись над водой.
Все это до мельчайших подробностей замечалось Геннадием. Но все это: и объевшиеся до немоты чайки, и голубое небо, и синяя вода, и приподнятые рефракцией над водой острова, и эта баржа, которую нужно поднять, — все это не настоящая Арктика. Ему сейчас не хотелось копаться здесь, а плыть скорей туда, в неведомые просторы, навстречу льдам, где, может быть, затерялись в тумане неизвестные острова.
Пластырь, к удивлению Геннадия, выглядел очень просто. Это была всего только новая доска, на одну сторону которой нашили брезент. С этой доской, молотом и гвоздями Юсуп снова ушел в воду.
Вернулся Юсуп измученный больше, чем в первый раз. Под усталыми глазами легли широкие синие полукружия. Доложил о выполнении задания, перешел на борт теплохода и лег на крышке трюмного люка, прямо од солнцем.
Геннадий пошел за ним, но боцман остановил его:
— Вернись, ему покой нужен.
— Водки бы ему надо, погреться, — посоветовал Сергей.
— Мне лучше знать, когда что требуется, — беззлобно отозвался боцман. — Запускай трубы!
Сергей отошел к своим трубам. Сначала с чавканьем, захлебываясь, потом все ровней и ровней они погнали воду за борт.
Через час воду выкачали, но баржа не всплыла.
— Возьмем на буксир и дернем, — предложил боцман.
— Э-э, нельзя, — вдруг забеспокоился начальник порта. — Разорвете посудину.
Он преобразился, стал степенным и важным и словно выше ростом.
— Размыть нанос возле баржи! Обязательно размыть.
Но тут же, спохватившись, переменил тон.
— Как вы считаете, Сергей Петрович, лучше размыть, а?
Капитан разгадал маневр начальника порта, но не подал и виду.
— Ладно, размоем, — и сам пошел на мостик. Целых полчаса бушевали вблизи винты теплохода.
Взвихренная вода смывала и уносила набитые к барже песок и ил. Наконец баржа закачалась и медленно стала всплывать.
…С баржей на буксире теплоход возвращался в порт. Геннадий, сидя в каюте, поделился с Юсупом своим раздумьем насчет открытий. Юсуп рассмеялся:
— Ну что ты можешь открыть? Зачем тебе такое? Слава тебе нужна? Да она же, как тень: в хорошую погоду с тобой, а чуть над головой тучка — и нет ее.
— Что ж тогда, по-твоему, нужно?
— Ушла, — скорее для себя, чем для других, сказал Сергей.
И все поняли, что это относится одновременно и к шхуне «Заря», и к Зое.
Глава седьмая
I
Прошло еще двое суток. Матросы обедали.
— Ну вот, братки, и конец ожиданиям. Погрузка закончена, через час пойдем набирать воду и — в море.
Боцман с маху выпил стакан компота, вытер ладонью широкие седые усы. Компот он не любил и пил, чтобы не нарушать порядка за столом, как пьют горькое лекарство.
К удивлению матросов, кок ловко подставил ему второй стакан. Боцман так же привычно схватил его и поднес к губам. Сделав один глоток, он опомнился, поставил стакан на стол и зло глянул на кока.
— Ты что это, забыл, что ли?
— Иван Демидович, — невинно заговорил кок, — ну, как я его обратно по трапу понесу? Расплескаю.
— А ты боишься расплескать?
Он открыл иллюминатор и выплеснул остаток компота за борт.
— На, неси. Теперь не расплещешь. И больше чтоб у меня без этих штучек. Понятно?
Кок, щурясь, потрогал свои короткие черные усы, забрал порожнюю посуду и, посмеиваясь, понес в камбуз.
Расстроенный боцман, чуть покачивая крутыми плечами, ушел велел за ним.
Через час теплоход вышел из бухты и направился в устье Лены набрать пресной воды.
Был поздний час. Солнце светило теперь не так, как в середине дня, — бледнее. Море казалось уже не голубым и не синим, а золотистым.
Гористый берег тоже чуть золотился. Над бухтой летали веселые белые чайки. Освещенные неяркими лучами, они казались розовыми.
Теплоход прошел залив, в котором поднимали баржу, и углубился далеко в устье реки. Взяли пробу воды. Она была пресная, приятная на вкус. Боцман велел Геннадию отнести пробы врачу и капитану.
Врач посмотрел стакан на свет, выпил половину, подождал и допил остатки.
— Приятная, мягкая водица. Благословляю.
— Очень хорошо, набирайте здесь! — приказал капитан.
Грохоча цепью, в воду шлепнулся якорь, за ним второй.
В машинном отделении тонко запели моторы. Речная вода по широким трубам хлынула в танки — особые отсеки, специально для питьевой воды.
За набором воды наблюдал боцман. Он не спеша ходил по палубе, иногда озадаченно поглядывал за борт, потом справлялся, как идут дела в машинном отделении.
— Хорошо идут, — бойко отвечал снизу один из мотористов.
Боцман удовлетворенно качал головой и продолжал ходить по палубе, заложив за спину руки. Он был невысокого роста. Но когда Геннадий подходил к нему близко, ему становилось обидно: как много еще нужно расти до боцмана.
— Серов! — позвал боцман. — Я уйду по своим делам, так ты тут за меня посмотри. Может, из машинного что крикнут, духом сообщить.
— Есть духом сообщить! — не очень бойко отозвался Геннадий: вахта не его, и он хотел уйти в каюту.
Боцман ушел, Гена остался один. Кругом тишина. Вода беззвучно обтекала пароход по бортам. Чуть дышала главная машина, тонко пели моторы, качающие воду.