ездовой и, довольный собой, уселся на нижний сук, обхватив ствол. В общем-то, это был единственный сук, на который он мог сесть, так как другие были слишком высоко. 
— Слезай! Слезай, я тебе говорю!
 — Врёшь, живьём не возьмёшь! — из толпы.
 Тощий тип посмотрел удивленно. Он зачем-то лягнул воздух.
 Оглядываясь на бескрайние поля, на толпу и стены, тип ещё сильнее обхватил белое дерево. Глянув наверх, он что-то решил, попытался взобраться, но сорвался. Почти. Он уцепился плащом за ветку, ухватился и повис вниз головой. Из карманов его посыпалась какая-то едва различимая мелочовка.
 Безумный взгляд на толпу и вниз.
 — Помогите!
  — … Это не те ворота.
 Я оглянулся. Сунув руки в карманы, провожатый мой, вместе с жилистым мужчиной, уже подбредал к простому, сколоченному, видимо, «на время», но уже очень давно, строенью.
 — Это не т-е…
 Чья-то ладонь упёрлась в мою грудину. Как из-под земли впереди вырос стражник в приплюснутом от сильного удара шлеме.
 По лицу его было понятно, что я его где-то обидел.
 — Добро пожаловать в Залив, — с наработанной полуулыбкой. — Могу я видеть ваши бумаги?
 Служитель в вытертой кожаной куртке смотрел сверху вниз. Где-то на полторы головы сверху вниз. Я стоял… уже за линией. В какой-то момент я переступил её, и дороги обратно уже не было. Приплюснутый шлем не позволил бы вернуться. Неуверенный шаг назад.
 Мысль встала: «Бумаги… Мои бумаги в… кустах. А где кусты?»
 — Я вышел из города, а следовательно, у меня были дорожные, чтобы в него зайти.
 — Ну и?..
 Неуверенный шаг назад. Я глянул растерянно. Голенище сапога прошлось по коже. Я рванул, но… жёсткое предплечье упёрлось в рёбра.
 — Добро пожа-аловать… в ЗалИв!.. — откидывая назад.
 — Это НЕ ТЕ!..
 — Могу…
 — ЭТО НЕ ТЕ ВОРОТА!
 — … я чем-то помочь?
 Выставив руки перед собою и позволив обхватить себя поперёк грязного живота, я сорвался на крик:
 — НЕ ТЕ! ЭТО НЕ ТЕ ВОРОТА!
 Провожатый мой, наконец, встал. Посмотрел себе под ноги, на затоптанную траву. С видимой болью он вздохнул.
 Наконец, мужчина обернулся:
 — То есть как?
 * * *
 Разговор не задался.
 На этот раз я попытался заранее подробно расписать, куда мне нужно попасть.
 Адрес на письме — вызвал улыбку. Про другие ворота — стражник и слышать не хотел: «А я говорю вам, что вот эта дорога, ведёт в столицу. Сэр».
 Точно нет. Хотя я тоже порыскал, выискивая трактир, пока не закончилась солонина. К Заливу подходило пять(!) дорог. И, чтобы обойти все ворота, нужен был день, «а то и полтора». Провожатый не знал, с которой крыши меня снимали.
 Мне нужен был ответ. Нужны были бумаги и деньги! Нужны! Я знал, что, выйдя из города, самостоятельно я уже не смогу вернуться. Нервы звонили.
 Прошло с полчаса. После ориентира на хвойный лес два варианта ворот отпало. Теперь нам нужно было выдвинуться либо налево (двое ворот), либо направо (и ещё одни).
 — Да мне-то откуда знать! Вы, господин… просто какой-то странный… У нас есть план, вот по нему мы и служим! Спасибо Вэлиэнту… Где по-вашему там написано, что рыцари станут сидеть на крышах?
 — Хорошо, — очень сдержанно. — Как рыцарь короля уточняю: где я могу найти рядового, что снимал меня…
 — Работает! — не дослушав. — У нас все работают… По плану.
 Сидя в тени коморки, тучный стражник жёлтым, грязным платком тёр шею.
 На нас в открытую косились проходящие.
 Ещё с четверть часа прошло, прежде чем деталь с трактиром в полуподвале и виденной дорогой кузницей, показалась мужчине знакомой. Он недовольно поджал губу. И звучно дохнул. Избежать прогулки не удалось.
 — У тебя табачку там не осталось?
 — О том же хотел спросить.
 — Может это… ты сходишь? — обратился мой провожатый к тощему товарищу.
 — Мне ещё окно сегодня подбивать, — кинжалом вычищая ногти. — Хочешь заняться?
 Провожатый мой не захотел.
 Мы вновь пошли. Через город. Под палящим солнцем и взглядами людей.
 Бредя и шаркая ногою, поглядывая на едва бредущего, я тщетно старался уложить в своей голове произошедшее. Что произошло сегодня, и как я должен был теперь себя вести. Идея развития темы с троллом в разговорах казалась мне всё более и более опасной.
 «Ну было и было. Никто ведь не пострадал», — вновь и вновь возвращался я к единственному разумному решенью. «В город он не входил. Стража предупреждена, так чего больше?»
 В Заливе мне нужно было только закупиться, нанять человека, а сразу после можно будет отправляться дальше… На болота.
 О Кранвае также лучше было пока не думать.
 Солнце пекло.
 Люди смотрели.
 — И вечно, вечно я так попадаю! — жевал всё тоже тот же стражник. — Напридумывала… к ястребу…
 Мы «упёрлись» в ресторан. Чуть поразмыслив над витриной, тучный мужчина с сожаленьем свернул направо. В промежутках между домами стала мелькать полуразрушенная серая стена.
 В какой-то момент я понял: мне нужно по малой нужде. Пока не сильно, но… Мне было нужно!
 Прохожих было очень много. И многие косились. И нигде, совершенно нигде не маячило подходящее место.
 Провожатый внезапно трубно высморкался.
 Я вздрогнул. И сглотнул.
 Мужчина вытер нос всё тем же кружевным, но изгвазданным до невозможности платком. И вновь пошёл.
 Тень небольшой церквушки впереди.
 Расстелив изодранные накидки, уперевшись в них коленями, пара женщин с малыми детьми просила милостыню перед малой кружкой. По старой привычке я вгляделся в лица: щёки женщин впали, а в глазах детей маслянилась тьма.
 Медальон нагрелся.
 Рука сама собою несколько нервно одёрнула край панталон.
 Мы вышли из тени.
 Церковь осталась позади.
 — … Дождь… Дождь ведь будет! — бубнил мой провожатый.
 Я чуть задержался, и теперь он оказался впереди: спина мужчины вся была сыра, а шея стала бурой от прилипшей пыли. Стражник едва брел, с трудом и через силу переставляя ноги, напоминающие пару тумб.
 — Ты уж прости, — не повышая голос, — что так вышло.
 — Плюнь, — чуть басовито, хмуро. — И разотри. (Тусклый взгляд из-под тяжёлых век упёрся в очередной кабак). Жизнь у нас такая, что нихр*на ни сделать, ни понять нельзя. Господин.
 «…»
 Так же как и стражник, я пинанул подвернувшийся камень. И проследил, куда он полетит.
 Впереди люди сидели прямо на мешках. Кто-то пытался закрываться серой накидкой, а кто-то уже ушёл в тень подворотни. Оттуда на нас смотрели красные, сильно припухшие глаза.