стрелки стояли на половине двенадцатого. До встречи с Феликсом Майером оставалось пятнадцать минут.
Вывод на парадное кольцо[28] уже закончился, и праздно одетая публика ждала главного события — забега лошадей липицианской[29] породы на 2400 метров, запряжённых в качалки, сверкающие спицами и красными ободками колёс. Жокеи умащивались на высоких сиденьях, готовясь ринуться по беговому кругу.
Ардашев подошёл к условленному месту. Часы показывали без четверти двенадцать, но морского лейтенанта не было. Прошло ещё пять минут, он не появился.
Между тем на ипподроме зазвонили. Приготовление к забегу шло полным ходом. Клим не заметил, как по команде стартера ворота паддока отворились и четыре чистокровных жеребца, подгоняемые жокеями, галопом ринулись наперегонки. Первым, через три круга, пришёл вороной под кличкой Ветер. Коня подвели к трибуне. Хозяин спустился к своему питомцу и погладил по морде. Радостная толпа счастливчиков, поставивших на победителя, подбрасывала вверх наездника.
Согласно инструкциям, ждать агента более трёх минут было опасно, и Ардашев, наняв одноконный комфортабль, вернулся на вокзал. Уже знакомая обратная дорога не показалась столь длинной, как первый раз. Получив чемодан, Клим вручил его носильщику и зашагал на биржу извозчиков. Внимание дипломата привлёк совсем новый, сверкающий лаком фиакр, и чиновник особых поручений не стал отказываться от удовольствия нанять столь дорогую карету. Две быстрые лошадки потрусили по Франценбрикенштрассе, пересекли по мосту Дунайский канал и повезли седока параллельно линии соединительной железной дороги.
«Странное дело, — закурив сигарету, размышлял Ардашев, — австриец не явился. Мог, конечно, испугаться, прочитав в газете об исчезновении Шидловского. Возможно, просто решил выждать некоторое время. Я бы, будь на его месте, тоже, наверное, не стал бы торопиться и, придя на ипподром, находился бы где-то неподалёку, но лишь для того, чтобы увидеть, кто же явится вместо Шидловского. Потом я бы проследил за этим человеком…» Клим бросил взгляд в заднее окошко. За ним бежала другая карета и тоже фиакр. Разглядеть, кто сидит внутри, было невозможно, зато запомнить щеголеватого кучера — в цилиндре и с закрученными вверх усами — труда не составило. «Что ж, — рассудил Ардашев, — если этот же самый возница доведёт меня до посольства, то за мной следят. Но кто? Не стоит гадать. Подождём. А пока самое время насладиться красавицей Веной».
Город, наверное, ошеломил бы Клима грандиозностью и великолепием домов, если бы раньше он не бывал в Лондоне[30]. Но тут чувствовалась совсем другая атмосфера. Окаймлённая Венским лесом и Альпами, в холмистой долине Дуная и впадающей в него реки Вены, между фруктовыми садами и виноградниками, посередине тучных нив и тёмных хвойных лесов раскинулась жизнерадостная имперская столица. Местный климат отличался мягкостью, и улицы не казались такими серыми и мрачными, как в столице Соединённого Королевства. Здесь среди пяти- и шестиэтажных архитектурных шедевров нашлось место и раскидистым липам, и густым каштанам, и южным тополям, и даже привычным русскому глазу берёзам. В кронах старых дубов щебетали дрозды, горихвостки и слышалась соловьиная трель. На шпиль роскошного особняка взгромоздилась неугомонная чайка. Недовольная близким соседством с сидящей на соседнем флюгере вороной, она принялась кричать возмущённо, но чёрная птица не осталась в долгу. Захлопав гневно крыльями, она начала протяжно каркать, точно ругалась матерно на своём вороньем языке.
Посередине широкого, мощёного проспекта пролегли аллеи, а по обеим сторонам бежали рельсы. Неожиданно показалась паровая конка[31], тянувшая за собой три открытых вагона с пассажирами. Это был такой же паровик, как тот, на котором в позапрошлом году Клим добирался до Афин.
Искусство венских кучеров фиакров изумляло. Двигаясь достаточно быстро, они ухитрялись избегать столкновений, когда, казалось бы, оно было неминуемо. В осанке сидящего впереди возчика читались уверенность, независимость и чувство собственного достоинства. Его облачение не было лишено щегольства: яркая сорочка с галстуком, модная жилетка, увенчанная цепочкой карманных часов, и обязательный цилиндр с узкими полями, под которыми виднелась аккуратная причёска. Фиакры — дорогое удовольствие. Кроме внешнего изыска карета отличалась ещё и внутренним удобством: мягкое сиденье, зеркало, прикреплённая спичечница с пепельницей, сигнал для вызова кучера, лист для жалоб, тариф на поездки и всегда свежая газета. Почти как кеб в Лондоне.
Ардашев вновь глянул в заднее окошко, прежний фиакр с щёголем извозчиком следовал за ним неотступно. И это вызвало у дипломата улыбку. Клим вспомнил, что, изучая повседневную жизнь австрийцев на недавних курсах, он узнал, что все кучера фиакров являются собственниками карет и лошадей. Они безумно любят своих вороных, пегих или иной масти уличных помощников. Начинает ли извозчик завтракать или пить чай, он обязательно вынесет животным несколько кусков хлеба или угостит сахаром, смоченным в пиве или вине. Он общается с ними как с добрыми друзьями и даёт ласкательные прозвища. Стегать лошадь кнутом, кричать на неё — дурной тон. Наверное, поэтому они свысока смотрят на возниц колясок, омнибусов и конок. Автомедоны этих роскошных карет — своеобразная извозчичья каста с присущим им внутренним кодексом поведения. Ни один из них не опустится до уборки фиакра и чистки животных. Для этого есть прислужники, желающие заработать лишний крейцер на бирже. В случае, если у их собрата случилась беда — сдохла лошадь или сгорела карета в сарае, его товарищи всегда придут пострадавшему на помощь и соберут нужную сумму. Эти кучера создали даже самоуправление с выборным старшиной. Его главная задача — пресекать ссоры и разрешать конфликты. Существует своеобразный клуб, где извозчики обсуждают насущные проблемы, пьют пиво и поют любимые песни. В праздничные дни они проводят фиакр-балы, которые так любят посещать их жёны и дочери. Иногда на таких вечеринках можно встретить и седоков, приглашённых в качестве почётных гостей. Чаще всего это те пассажиры, с которыми они успели подружиться.
Центральная часть города, окружённая когда-то рвом, стенами, бастионами и гласисом[32], лежала с правой стороны от едущего к русскому посольству экипажа. Надо сказать, что ещё в 1858 году все крепостные сооружения срыли, ров засыпали и на этом месте построили великолепные дворцы, а потом и разбили парк. Так появился внутренний город с самыми красивыми зданиями, доходящий до набережной Иосифа. Окружённый широкой кольцевой улицей Рингштрассе, он сосредоточил в себе не только главные архитектурные шедевры Вены, но и правительственные учреждения, публичные здания и самые престижные магазины.
Не прошло и двадцати минут, как фиакр достиг юго-восточного района Вены — Ландштрассе. Миновав Дом инвалидов и площадь Хоер-Маркт (Верхний рынок), карета направилась по Райзнерштрассе. Возница осадил лошадей перед двухэтажным дворцом с девятью окнами на фасаде и четырьмя пилястрами у входа. На стене виднелись