Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 106

настаивает на том, что никаких неоспоримых доказательств для взведенных на Новикова обвинений найдено не было, не было найдено никаких указаний на какие-либо сокровенные замыслы. Таким образом, Новиков был осужден за печатание неразрешенных книг, что в глазах правительства большого значения не имело. Оправдывая Новикова, Пыпин, однако, не может не признать того, что обвинения были направлены против общественной деятельности Новикова, но отрицает за ним «какие-нибудь политические затеи»[295]. Впрочем, по существу, в объяснении этого вопроса Пыпин следовал за мнением, уже ранее его высказанным Якушкиным (сборник «Почин»[296]). Для Незеленова, который очень много разъяснил в этом деле, суровое осуждение Новикова сравнительно с судьбой, постигшей главу этого ордена князя Трубецкого, не совсем ясно. Поэтому автор высказывает догадку, что Новикова судили как журналиста за убеждения, высказанные им в журнальных статьях[297]. Напротив, новейшие исследователи прямо указывают на общественно-преобразовательный элемент в деятельности Новикова[298], даже на политический элемент (например, профессор Сиповский, хотя, по его мнению, «Екатерина не могла обличить Новикова, судя по обнародованным документам»[299]).

Действительно, в деле Новикова и во всей его деятельности общественная и политическая сторона должна быть поставлена на первом плане, и сам Новиков хорошо это понимал, называя ее «осью всего делопроизводства»[300]. Даже более того, масонство самого Новикова, после исследования Незеленова, может быть заподозрено; по крайней мере, чистота его. По характеру своему Новиков и не мог быть чистым масоном, ибо не признавал орденских обрядов, ему приходилось отрекаться со слезами от своей «умственности», от веры в свои силы, каяться в небрежении об обучении братии[301]. Как журналист Новиков проводил многие передовые идеи, которые не могли не вызвать тревоги в Екатерине II. Но императрица не касалась вопросов журнальной деятельности во время производства следствия. Следствие дало иной материал, который хотя и не дал правительству удовлетворительного ответа на многие из поставленных вопросов, но оно во многих случаях могло убедиться в том, что арестованные без вреда для себя и не могут дать отчетливого ответа.

Так, для следователя было очень важно выяснить отношения Новикова и его кружка к иллюминатству. Новиков на следствии очень отрицательно отзывался об иллюминатах, тем не менее в руках следователей были документы противоположного характера[302]. В научных взглядах на этот вопрос существует разногласие. Пыпин, например, сомневался, что у нас были последователи иллюминатов[303]. Напротив, новейший исследователь профессор Сиповский в деятельности Шварца видит отражение тенденций иллюминатства, находя подтверждение своему мнению и в его биографии[304]. Те же черты практической деятельности на почве политического обновления русского общества характеризуют также и Новикова[305].

В деле Новикова не все шло так гладко и невинно, как это иногда представляют исследователи. Нельзя не обратить, например, внимания на то, что даже в своих показаниях Новиков далеко выходит за пределы той деятельности, которая была бы свойственна чистому масонству. Он, по собственному признанию, выпускает в свет «мерзкие» книги, принимает деятельное участие в сношениях с Павлом, имеет в руках бумаги, от которых сам приходит в «ужас», однако переписывает и сохраняет их. В своих ответах Шешковскому Новиков несколько раз хитрит, запирается, говорит неправду, два раза он давал подписку о том, что не будет продавать запрещенных книг, и все же продавал. В руках правительства были еще какие-то бумаги, уличавшие Новикова[306].

Но, разумеется, в вопросных пунктах Новикову особо важное значение придавалось его сношениям с великим князем Павлом Петровичем. Показания самого Новикова о сношениях его с Павлом, как это естественно ожидать, отличаются величайшей осторожностью. Ясно одно, что Новиков еще раньше и по собственному почину подносил великому князю книги. Новиков не отрицал и того, что архитектор Баженов был в милости у великого князя и вел с ним какие-то переговоры. Нельзя было скрыть и того, что Павел милостиво относился к самому Новикову. Сношения Новикова с великим князем не были его личным делом: о каждом шаге в этих сношениях он совещался с князем Ю. Н. Трубецким и вообще со старшими братьями, ничего в этом деле не предпринимал без своего друга Гамалеи. При этих сношениях принимались меры крайней предосторожности. По своему обыкновению, Новиков в ответных пунктах обо многом отзывался запамятованием. Но он не мог скрыть того, что всякого рода пересылки от масонов к великому князю принимались последним очень милостиво. В одном из докладов Баженова было что-то «конфузное», было что-то такое, что заставило Новикова с Гамалеей «испугаться», так что приятели «тогда же бы ее [бумагу, записку Баженова] сожгли от страха» и не сожгли только потому, что надо было записку показать князю Трубецкому. В записке было что-то такое написано, что Новиков не отдал ее в подлинном виде даже князю Трубецкому, но сам переписал ее и несколько «оранжировал», сократил и «все невероятное выкинул». Конечно, были приняты меры к тому, чтобы чья-нибудь болтливость не выдала дела[307].

Новиков, очевидно, показал то, что необходимо было показывать, что скрывать было бы бесполезно и вредно. Таинственные документы, фигурировавшие в деле, до нас не дошли. Но и из этих показаний ясно, что сношения с великим князем выражались не в одной пересылке книг и, очевидно, имели какую-то политическую подкладку. Недаром сам Новиков признавал себя достойным жесточайшего наказания. И следователи Новикова вынесли общее впечатление, что в его ответах «есть нечто сокрытым быть желающее»[308].

Не входя в подробности, напомним, что цесаревич Павел действительно был окружен ревностнейшими масонами, которые потом в его царствование играли первенствующую роль[309]. Новиков не только подносил великому князю книги, но некоторые посвящал ему, например «Опыт исторического словаря о российских писателях»; он принимал горячее участие в поднесении конституционных планов наследнику[310]. Еще Шварц предлагал признать великого князя Великим Провинциальным астером, на что тогда не решились, но все же должность мастера русской провинции оставалась вакантной[311]. Масонские песни[312] очень часто обращаются к Павлу. В них Павел для масонов становится «зраком ангела», будущим отцом, в Павле масоны видели идеал царя.

Титул книги Г.-Л. Перо «Поверженные масоны» (Les francs-maçons écrasés). 1774 г.

В таком виде представляется дело Новикова, по крайней мере в той его части, которая нам теперь известна. Но, бесспорно, правительству Екатерины II были известны еще некоторые подробности, не дошедшие до нас, и более того: оно было уверено в том, что Новиков далеко не открыл всего того, что мог бы сделать. Свое окончательное суждение по этому делу Екатерина II высказала в указе на имя князя А. А. Прозоровского от 1 августа 1792 года

Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 106