Утром 19 ноября сигналом по эскадре был сделан короткий перерыв. После отслуженного благодарственного молебна за дарованную победу и заупокойной службы по убиенным.

Тела погибших завернуты в их же парусиновые койки и тщательно зашнурованы. Кто-то перед этим успел сунуть в руки павшим товарищам иконки. В ногах у каждого – по ядру. Последний стежок парусной иголкой делается усопшему через нос – такова старинная морская традиция!

Наконец все погибшие уложены в ряд на откидных досках. В знак траура об умершем реи на корабле поставлены «козлом»: на одной мачте их отопили правым ноком, на другой левым. Корабельный флаг наполовину приспущен. Напротив погибших выстроилась команда с обнаженными головами с офицерами во главе. Вышел командир. Корабельный батюшка отслужил последний молебен. Командир сказал несколько прощальных слов. По команде отряженные матросы поднимают доски, и тела в саванах один за другим навсегда уходят в стылую черную воду. Грохочут холостыми залпами пушки верхнего дека – прощальный салют, как последнее «прости». Минута – и все уже кончено.

Старший офицер командует:

– Накройсь! Корабельные работы продолжить!

Вахтенный лейтенант кричит сигнальщикам:

– Флаг до места!

И вновь продолжалась работа. Перво-наперво убрали обломки, выбросили за борт разбитые части рангоута, расчистили палубы, насколько можно восстановили рангоут и такелаж, поменяли паруса. «Только неутомимая ревность к службе и знание морского дела офицеров и нижних чинов, – писал Нахимов, – могли в полтора суток поставить эскадру, потерпевшую капитальные повреждения в корпусе, рангоуте, такелаже и парусах, в состояние предпринять плавание в глубокую осень через все Черное море».

В адмиральском салоне «Императрицы Марии» адмиралы вечеряли за чаем.

– Увы, но с разгромом турок ситуация, дорогой, Павел Степанович, не улучшилась! – делился своими мыслями, размешивая сахар в стакане, Корнилов. – Из донесений наших крейсеров, стоявших в дозоре у Босфора, доподлинно известно, что англо-французская эскадра уже несколько раз выбиралась из пролива в Черное море, якобы на «практические» стрельбы. Кроме этого несколько фрегатов под предлогом поддержания связи со своими консулами уже доплывали до болгарских портов!

– Да-с, положение хуже губернаторского-с, – кивнул Нахимов, бросив в чай ломтик лимона. – Думаю, что сбежавший «Таиф» наверняка уже на подходе к Константинополю, а после его известия о синопском разгроме вполне можно ожидать появления у наших берегов и союзников. Можно только представить, каким лакомым куском представляется сейчас для них наша избитая эскадра. Помимо этого, я не исключаю и возможного нападения «Таифа» с другими пароходами. Наконец, пока ноябрьская погода не ухудшилась окончательно, нам надо выбираться из Синопа!

– Покинуть в Синоп следует в ближайшее время, пока в Константинополе не определились по дальнейшим действиям! – Корнилов отхлебнул обжигающего чаю. – Удивляюсь, какой у вас всегда на «Марии» вкусный чай!

– А мы заварки не жалеем-с, оттого и вкусен! – улыбнулся Нахимов.

Историк пишет: «С истреблением неприятеля еще не была кончена задача русской эскадры. Нахимов основательно предвидел, что известие о синопском погроме вызовет со стороны союзников Порты какое-нибудь решительное действие: наступление их флотов в Черное море, а может быть, и объявление войны. На этот случай необходимо было озаботиться немедленным возвращением эскадры в Севастополь, чтобы сосредоточить все средства для ведения оборонительной войны против двух могущественных морских держав. В Черном море в то время продолжал неистово свирепствовать порывистый восточный ветер; под могучим дуновением его ходил огромный, разрушительный вал, а состояние эскадры было такое, что без значительных исправлений многие суда не могли выдерживать волнения, а другие были лишены такелажа. На корабле “Императрица Мария”, например, было 60 пробоин, из коих многие в подводной части; на корабле “Три святителя” было 48 пробоин и повреждены все мачты; на корабле “Ростислав” было убито и ранено 104 человека… Исполнить вовремя последнюю задачу – привести победоносную русскую эскадру в Севастополь до прибытия в Синоп союзного флота – едва ли было не труднее, чем истребить турецкую эскадру; возможно же было это исполнение только при самой напряженной деятельности всех чинов. Еще не умолкли последние выстрелы страшной кровавой драмы, как – при необъятном зареве пожара в городе и на затопающих неприятельских судах, при потрясающих, оглушительных взрывах – все без исключения чины русской эскадры принялись за исправление повреждений. Несмотря на физическую и духовную усталость, работы неустанно продолжались всю ночь».

По настоянию Корнилова Павел Степанович Нахимов перенес свой флаг на «Константин». Поначалу командир эскадры долго отнекивался

– На «Марии» я пришел в Синоп, на «Марии» я дрался, на ней хочу и вернуться обратно!

– Все это так! – кивал, слушая друга, Корнилов. – Однако, дорогой Павел Степанович, есть и еще одна правда, и состоит она в том, что флагман обязан держать свой флаг на наименее поврежденном корабле, чтобы быть в готовности оказать помощь любому, в ней нуждающемуся. А что вы сможете сделать, сидя на разбитой «Марии»?

Приведенный аргумент на Нахимова подействовал, и он перебрался на «Великий князь Константин».

«Я уговорил начальника эскадры, – писал Корнилов, – пересесть на корабль “В. к. Константин”, который хотя и пострадал, но не в такой степени, как корабль “Императрица Мария”».

Спустя пару часов с «Константина» были сделаны следующие распоряжения по эскадре: «Кораблям “В. к. Константин”, “Париж”, “Три святителя”, “Ростислав” и “Чесма”, имея при себе пароходы “Одесса” и “Херсонес”, составить передовой отряд; корабли “Париж” и “Чесма”, как совершенно сохранившиеся, будут служить конвоем другим, отправляющимся не под полным вооружением; корабль “Императрица Мария”, требовавший особенных исправлений, поручен контр-адмиралу Панфилову; он на пароходе “Крым” с фрегатами будет конвоировать корабль».

После полудня с кораблей эскадры стали поступать доклады о готовности сняться с якоря. В исходе 4-го часа в Синопскую бухту вошел пароход «Громоносец», прибывший из Севастополя. К утру 20 ноября вся эскадра в составе шести линейных кораблей, четырех пароходов и двух фрегатов была изготовлена к выходу в море.

Перед выходом Нахимов послал на «Громоносце» письмо, адресованное австрийскому консулу, ибо турецкие власти еще не появились. Вице-адмирал писал, что его действия были вызваны необходимостью уничтожить корабли, направлявшиеся для возбуждения подданных России, и утверждал, что город пострадал главным образом от обломков турецких судов. Письмо Нахимов завершил словами: «…Теперь я покидаю этот порт и обращаюсь к Вам, как к представителю дружественной нации, рассчитывая на Ваши услуги, чтобы объяснить городским властям, что императорская эскадра не имела никакого враждебного намерения ни против города, ни против порта Синоп».

В 8 утра по сигналу с флагмана корабли начали поочередно сниматься с якоря.

Наиболее избитую